Евромайдан: тайные и явные истоки

Затяжной Евромайдан будет действовать против оппозиции, а власть в случае такой «позиционной» борьбы имеет очевидные преимущества — на вопросы «Мир и Мы» отвечает Дмитрий Игнатьевич Выдрин, политолог, советник Президента Украины.

— Политологи, поддерживающие оппозицию, высказывают убежденность, что Евромайдан — явление сугубо народное, возник он спонтанно, а олигархи и западные страны просто примкнули к этому процессу. Как Вы относитесь к такой точке зрения, что на самом деле является движущими силами Евромайдана?

Никто точно не ответит на этот вопрос потому, что существуют десятки вариантов ответов, и в каждом ответе есть доля правды и неправды. Есть доля правды в том, что люди самостоятельно вышли поддержать свои взгляды. Есть много людей из киевлян, достаточно образованных, которые ходят туда потому, что считают, что на Майдане они смогут что-то организовать, услышать и сказать.

Часть правды, возможно, значительная ее часть, есть в том, что кто-то довольно умело, манипулируя мечтами и чувствами людей, управляет Майданом. За любой организованной в плане быта и мероприятий массой людей обязательно должны быть организаторы.

И, безусловно, есть зарубежные «партнеры» Майдана, которые пытаются с его помощью решить свои проблемы. Поэтому действуют все эти факторы. Когда у меня спросили за границей во время интервью, какие основные группы представлены на Майдане, я в шутку сказал, а потом понял, что это не только шутка, что вижу три основных социальных слоя на Майдане. Это зрелые мужчины, которые не реализовали себя в жизни, это молодые, некрасивые женщины, которым не хватало внимания, и это западные политики, которые утратили в своих странах популярность и мечтают ее вернуть.

Это была шутка, но когда я присмотрелся, то увидел, что на Майдане действительно есть очень много мужчин, которые не состоялись в бизнесе, науке и т. д., и которые считают, что «проклятая» власть не позволила им состояться. В чем-то они правы. Вероятно в том, что власть не создала рабочие места в науке, в героических профессиях. Я всегда говорил, что любая улица, любой Майдан — это неуклюжая попытка создания социального лифта. На этом лифте люди куда-то мечтают подняться — к известности, славе. И те люди, которые в жизни не смогли найти других социальных лифтов, пытаются сделать из Майдана такой лифт. Часто это попытка неуклюжая. Например, у вас дома сломался лифт, и вы пытаетесь из коробки из-под телевизора и связанных вместе детских пеленок создать самодельный лифт. Получается примерно то, что получилось с Майданом.

Почему некрасивые женщины? В принципе, женщины все должны быть красивыми. И в Европе уже перестали делить женщин на красивых и некрасивых. Европа своим архетипом и стилистикой уничтожила понятие некрасивой женщины, создав одежду унисекс, в которой все выглядят одинаково, запретив, фактически, на уровне моды употребление косметики, что является неприличным. А в Украине пока еще есть деление на женщин холеных, хорошо «прикинутых», ухоженных и женщин неухоженных, некрасивых. Но некрасивые женщины тоже требуют внимания. И Майдан — это идеальное место, где на тебя обращают внимание, даже если ты не имеешь внешности, но знаешь три слова: «Свобода. Равенство. Братство».

Также на Майдане мы увидели целую череду западных политиков, которые катастрофически теряли популярность у себя на родине, но эта популярность, по их мнению, должна была восстановиться после того, как их начали показывать международные каналы на баррикадах. В принципе, эти категории и движут Майданом.

Но если говорить более серьезно, есть множество других причин. И главные причины в том, что власть не создала те социальные лифты, которые есть в любом нормальном обществе. Такими лифтами является неразрезанная политическая вертикаль. А она у нас разрезана на уровне губернаторов — у нас нет выборности губернаторов. У нас разрезана вертикаль на уровне мелкого бизнеса, который крайне затруднен. Поэтому в Украине его на два порядка меньше, чем в любой другой развитой стране.

У нас нет такого социально лифта, как наука. Во всех нормальных странах ученый является до сих пор престижной профессией. Поэтому все эти причины вместе — невостребованность, неухоженность, некрасивость, непопулярнось привели к тому, что многие пришли на Майдан, представляя его чудесным местом вознесения в некие заоблачные слои. Есть в Иерусалиме кладбище, где место для погребения стоит миллион долларов потому, что по преданию те, кто там похоронен, вознесутся первыми. А Майдан — это некое политическое толковище, откуда многие мечтают вознестись первыми на высшие, светлые этажи политической и социальной карьеры. Поэтому Майдан уже во многом превратился в религиозное, психоделическое сообщество, где больше веры, чем аналитики, значительно больше мечты, чем трезвого расчета, где катастрофически много надежды и катастрофически мало здравого смысла.

— Что на Ваш взгляд произошло ночью 30 ноября во время разгона митингующих, который превратил Евромайдан в Майдан в его нынешнем виде?

Я был, как член общественного совета при МВД, на коллегии за день до попытки разгона. Там выступал министр внутренних дел, его заместители, выступали иерархи православной церкви и политологи. Ни один человек не высказался за разгон демонстрантов. Все говорили, что это святое право людей, если они хотят страдать ночью на холоде за свои идеи. Поэтому я был свидетелем того, что не было никаких распоряжений за день до этого, не было даже идеи разгона.

И я был на этой же коллегии в таком же составе на следующий день, и я видел, в каком шоке был министр внутренних дел и его первые заместители, поскольку никто не ожидал, что это произойдет. Были показаны многие кадры, как это происходило. Об этом событии у меня сложилось такое мнение. Во-первых, была в значительной степени неуправляемая и неконтролируемая злость молодых милиционеров, спецназовцев, которые мстили за своих друзей, избитых штрумовиками за день до этого во время штурма Кабмина. Там было покалечено много милиционеров, которых били прутьями, ломали им руки, пытались выбить глаза, проломить головы. Тогда пострадало около 130 человек, 4 из них находились в тяжелом состоянии. И поэтому у их товарищей было желание отомстить за то, что произошло. Это желание в начале никто никак не обуздал. Не нашлось во главе командира, который бы приказал остановиться.

Во-вторых, была известная доля дальнейшей фальсификации по поводу того, что произошло. Социальный состав побитых людей показывает, что студентов там практически не было. Из 35 пострадавших, как указано в затребованной мной сводке, было только четыре студента. Остальные были безработные в возрасте от 35 до 55 лет. Их тоже жалко, и жалко, что в Украине есть такое количество безработных. И жалко людей, которые, будучи без социальной миссии и достоинства, решили поднять себе самоуважение тем, что ночуют на Майдане. Их тоже не надо бить. Но это далеко не дети, не студенты. Поэтому была в известной доле фальсификация.

В-третьих, была и известная доля провокации. Мои знакомые журналисты проводят расследование, и у них есть свидетельства очевидцев, что у этого события была очень тонкая режиссура. Там были специально подготовленные ребята, которые «разогревали» омоновцев тем, что тыкали им в лицо горящими палками, пытаясь выжечь глаза. И эти люди вовремя выскочили из ситуации, а вся злость «разогретых» милиционеров обрушилась на ничего не понимающих людей.

Поэтому в этой ситуации было все — и жажда мести за друзей у милиционеров, и вялые команды командиров, и доля провокации, поскольку нужно было поддержать «мотор» Майдана, и доля дезинформации в последующем освещении событий СМИ.

— Как Вы оцениваете дипломатические шаги России по отношению к Украине в сложившейся ситуации? Какое значение для Украины имеет подписание соглашений 17 декабря?

Мне кажется, что действия российских коллег были довольно неуклюжими и несвоевременными. Потом они в какой-то степени были сглажены экономической помощью. Но первоначально эти действия в значительной степени способствовали кризису в Украине.

Поскольку в России олимпиада, я позволю себе такую метафору. Ситуация перед Вильнюсом напоминала соревнования по бобслею, где есть большой, тяжелый боб. И этот боб разгоняет самый тяжелый участник команды. И вот боб под названием «Украина» уже начал разгоняться. Сзади бежал самый тяжелый участник под названием Президент, толкал этот боб. И когда он уже начал разгоняться, вдруг кто-то из сочувствующих зрителей закричал — посмотрите на финиш, там медали не того образца, который вы ожидаете. И разгоняющий, который до этого кричал пригнуть всем головы, чтобы не мешать движению боба, посмотрел, увидел, что действительно, медали там не того образца и закричал: «хлопцы — тормозим!» Но тормозить уже было поздно потому, что боб набрал колоссальную инерцию. И он неизбежно силой инерции поволок за собой и команду, и толкателя.

Примерно такая ситуация и была. Год разгоняли «боб» в Евросоюз, была набрана колоссальная инерция. И не надо было России кричать голосом Глазьева, что медали на финише фальшивые. Надо было сказать — раз вы уже несетесь, дойдите до финиша, посмотрите, какие вам вручат медали, и когда вы поймете, что медали не той пробы, тогда мы опять будем с вами говорить о новом формате взаимоотношений. Но не надо было кричать «вас обманули!», когда «боб» уже в колее. Либо это надо было очень громко кричать до старта два года назад и предлагать медали своего образца, либо просто не мешать и дать бобу доехать до финиша. Это была большая ошибка многих российских коллег, которые участвовали в ситуации. И в значительной степени она привела к Майдану.

— Существует ли, на Ваш взгляд, связь между активной внешнеполитической деятельностью России, в том числе, в Сирии, Ираке, Украине и терактами, которые произошли в Волгограде?

Я 25 лет занимаюсь политикой и думаю, что в политике связаны всё и все. Поэтому, безусловно, есть связь терактов, прежде всего, с олимпиадой. Кто-то хочет сорвать олимпиаду, и кто-то не хотел бы успеха России. А Россию ожидает в Сочи несомненный успех, судя по студенческим олимпиадам. Спорт в наше время политизирован настолько, что является уже частью не социальной, а политической жизни. И есть люди, которые не хотели бы видеть россиян с медалями под гимн России.

Думаю, что олимпиада может стать сильной отправной точкой развития России, поскольку у нее сейчас есть практически все для старта, кроме смыслов. В России практически нет сильных смыслов. А Сочи — это попытка вернуть большие смыслы в Россию. Смыслы, связанные с гордостью, с осознанием величия территории, возможностей народа. Поэтому смысловой всплеск, который может произойти в Сочи тревожит конкурентов. Мир стал очень конкурентным, а Россия становится сильным конкурентом. В мире идет конкуренция не только экономическая, но и смысловая. Сегодня побеждает не тот, у кого больше денег, а тот, у кого сильные смыслы. Поэтому это, прежде всего, попытка остановить Россию на смысловом уровне.

Второе — это месть за то, что российское руководство нашло волшебное «Слово». Я был на Валдае по приглашению российского руководства и поблагодарил президента Российской федерации за то, что он вернул смысл политологам. До сирийской ситуации я думал, что любой сержант ракетного комплекса «Томагавк», у которого есть джойстик управления, круче политолога с докторскими степенями, поскольку слово было обесценено. А Путин вернул веру в слово. Он показал, что иногда слово может быть сильнее, чем ракеты «Томагавк».

И это возвращение слова в Россию, силы слова многих тревожит. Сегодня они в Сирии что-то там с помощью слов сделали, завтра в Ираке что-то сделают с помощью слов, после — в Афганистане и других странах. И это, безусловно, тревожит. Поэтому пытаются слово остановить пластидом. Но практика показывает, что слово сильнее даже, чем пластид. Если оно сильнее, чем ракетные комплексы, то, вероятно, оно сильнее взрывчатки.

— Как может разрешиться ситуация с Майданом — будет он стоять до 2015 г., как утверждают оппозиционеры, или разойдется раньше? Получат ли какие-то дивиденды от этого мероприятия оппозиционные силы или, наоборот, Майдан станет для них серьезным поражением?

Трудно прогнозировать что-либо, поскольку не известны достоверно финансовые возможности организаторов Майдана. Ясно, что без тепла и еды, концертов, звуковой аппаратуры и телеканалов Майдан существовать не может. Если у них есть ресурс до 2015 г., значит, будут стоять.

Повлияет ли это на популярность оппозиции? Сомнительно потому, что в любой позиционной борьбе всегда выигрывает власть. Оппозиция — это легкая кавалерия. И ей нужен постоянно простор, махание шашками во время рыси или галопа. Оппозиция, которая сидит в окопах рано или поздно проигрывает. В окопах всегда выигрывает власть. Она умеет глубже копать, больше подвозить фуража. Поэтому если Майдан останется до 2015 г., то он не будет способствовать повышению рейтинга оппозиции.

Возможно, появятся какие-то свежие лица. Это маловероятно потому, что времени очень мало. Но все-таки шанс есть. Могут появиться люди со стороны власти. Они уже появляются — заявил о себе депутат Царев, и сейчас он везде на слуху. Возникают профсоюзные лидеры на Майдане, которые пытаются пробиться к трибуне. Их пока не пускают, но вдруг будет какая-то заминка или усталость оппозиционных лидеров, и если в этом случае пробьется какой-то свежий лидер от профсоюзов или студенческих организаций, он может раскрутиться за несколько месяцев до высокого уровня.

Может появиться какой-то человек, который стоит над схваткой. Например, много сейчас говорят о «Беркуте», а есть политик Беркут, лидер партии Великая Украина, который пока стоит над схваткой, но рано или поздно встанет на ту или иную сторону и может быстро получить популярность. Поэтому существует несколько вариантов. Первый вариант, когда все теряют очки — и оппозиция, и власть, но оппозиция теряет быстрее. И тогда не понятно, чем закончатся выборы потому, что у всех на старте будет минимальный рейтинг.

И второй вариант — кто-то сделает фатальную ошибку. Как говорил Жванецкий: одно неосторожное движение — и вы отец. Перефразируя для сложившейся ситуации: одно неосторожное движение — и вы Отец нации. Поэтому кто-то может сделать неосторожное движение, в результате которого либо он сам, либо его оппонент станет следующим Отцом нации. Либо может свершиться чудо, и кто-то из третьих людей, пока не совсем известных, вдруг начнет возглавлять рейтинги.