Каждый снос памятника советским воинам – это пропаганда неонацизма

В начале года «Мир и мы» уже сообщал, что 6 января в столице Узбекистана Ташкенте снесен памятник герою Советского Союза, генерал-майору Сабиру Рахимову, который был установлен в 1981 году. Похоже, что борьба с памятниками воинам-победителям превратилась для политических элит некоторых стран СНГ в один из способов переписывания истории. К счастью, в живых осталось еще много людей, которые хорошо помнят, что такое фашизм…

Комментарии и факты из Узбекистана

Генеральный консул Узбекистана в Новосибирске Абдурахим Рашидович Каюмов в интервью нашему корреспонденту подчеркнул: «Памятник генерал-майору Сабиру Рахимову не снесен, а перенесен. Ташкент развивается, строится, изменяется центральная часть города, возводятся новые микрорайоны. Памятник герою Советского Союза обязательно будет снова установлен, только в другом месте. Сейчас мэрия Ташкента решает -- где именно. Хочу подчеркнуть, что в Узбекистане на сегодняшний день нет притеснения русскоязычного населения. И русские, и узбеки, и другие национальности живут мирно».

Однако, год назад, в январе 2010 года, накануне Дня защитников Родины, в Ташкенте на месте памятника советскому солдату был возведен памятник узбекскому солдату. А в марте 2010 года в Ташкенте была переименована улица, носившая имя Георгия Ивлева, летчика-штурмовика, коренного ташкентца, также удостоенного за подвиги на фронтах Великой Отечественной звания Героя Советского Союза.

Эти факты, конечно, вызывает недоумение. В состав советских войск, которые противостояли немецкой военной машине, входили солдаты и офицеры более 40 национальностей. Получается, что сегодня в Ташкенте чтут память только солдат так называемой «основной» или «титульной» нации, погибших на этой войне.

Самуил Волк: недопустимо, что фашизм хотят уравнять с советским строем

В конце прошлого года шесть восточноевропейских членов ЕС – Латвия, Литва, Болгария, Чехия, Венгрия, Румыния обратились к Еврокомиссии с просьбой дать оценку преступлениям социалистических режимов в этих странах.

Заместитель председателя Новосибирского союза бывших малолетних узников концлагерей
Самуил Рафаилович Волк рассказывает: «В битве над фашистской Германией победила дружба народов и патриотизм советских людей. Нельзя сегодня на обособлении и замалчивании исторических фактов, что по сути является ложью, строить самостийность нового государства. Думаю, что таким вот образом, вряд ли можно повысить патриотизм узбекского народа.

Сегодня в Сибири к приезжим из других государств относятся вполне лояльно. Немало узбеков торгует фруктами и сухофруктами на всех рынках мегаполиса, они работают дворниками и строителями. В Новосибирске рождаются их дети. Здесь я не слышал о националистах, которые бьют азиатов. Этого и не должно быть. Но и Узбекистану нужно уважать Россию и российский народ.
Мы – бывшие малолетние узники концлагерей после ВОВ много раз бывали в Германии и видели, что там к памятникам советским солдатам-освободителям и к их могилам относятся очень бережно. Там всегда цветы. Странам СНГ, да и России нужно учиться уважению к истории, к памяти, у немцев, которые раскаялись в том, что были инициаторами Великой Отечественной войны, принесшей столько горя человечеству».

Правда о зверствах фашистов и их прислужников жива

Самуил Волк вспоминает:

-- В июне 1941 года мой отец пропал без вести. А 20 ноября 1941 года расстреляли маму, двух братьев и сестру. Я и мой младший брат чудом избежали смерти.
В июле 1941 года мне шел одиннадцатый год. Моя семья жила в Минске. После исчезновения отца, маму и нас, пятеро детей (младшему было 1,5 года), вместе с другими еврейскими семьями загнали за колючую проволоку, в гетто. Там вначале войны собралось около 100 тысяч евреев, живших в округе Минска и в Прибалтике. Даже немецкие евреи не избежали этой участи. В Польше было свое гетто и концлагерь Освенцим, где евреев сжигали и расстреливали.

В минском гетто наша семья жила в большой кладовке. Это была комната без окон. Из мебели – одна широкая кровать, на которой все мы спали, ложась поперек. Минск практически полностью немцы разбомбили. Наш дом сгорел. Мама успела схватить пару отрезов. Их она потом на рынке выменяла на еду, которая быстро кончилась. Старший брат, я и сестра выходили из гетто в город с колонной евреев, которых гоняли на работу. Мы тоже работали – разбирали руины домов. Здесь один раз в день давали похлебку. Это помогло не умереть с голоду.

7 ноября полицаи, среди которых были и прибалты, прикладами автоматов выбили дверь в нашу комнату и приказали выйти во двор. Были слышны автоматные очереди. Это полицаи на месте расстреливали людей, которые уже не могли ходить. Во дворе тех, кто имел аусвайс – белый билет и работал на немцев, отделили от обреченных. Часть несчастных загоняли в машины-душегубки.

Остальных построили в колонну и повели. Когда наша колонна вышла в город, я решил бежать и предупредил об этом маму. Она кивнула головой. Вскоре одна женщина, улучив момент, бросилась в сторону, я – за ней следом. Над нашими головами прошла автоматная очередь. Я оглянулся и увидел своего младшего семилетнего брата. Забежав за угол, я дождался брата и схватил его за руку. Мы забежали в один из сараев, а там женщина с ребенком – в деревянный туалет. Но ее нагнал охранник. Были слышны удары и страшные крики женщины и ее ребенка. Этих несчастных погнали назад, в колонну. А нам повезло. Через полчаса мы вышли из сарая. Нас окружили жители, которые нам сочувствовали. Но приютить евреев было равносильно подписанию смертельного приговора. Поэтому мы с братом побрели назад в гетто.

Между тем, в гетто был организован детский дом. Дело в том, что после первого погрома осталось много детей-сирот. Некоторые выжили после расстрела. Они рассказали, что ночью вылезли из под трупов и пришли в гетто, потому что оставаться на улице было холодно. В детском доме можно было помыться. И самое главное -- давали похлебку из неочищенного овса, сваренного на конских костях. Но кушать могли дети постарше. А маленькие -- ползали по полу и собирали крошки. Умирали дети ежедневно. Я решил, что нам нужно выжить любой ценой. Поэтому почти ежедневно пробирался через лаз в город, где попрошайничал. Сердобольные горожане, хотя и сами испытывали трудности, но из жалости давали кто что мог – кусок хлеба, пару картошин. Я делился в первую очередь с братом, остальное отдавал другим малышам детдома. Это облегчало их участь.

Но спасти от смерти детей не удавалось. Дело в том, что в течение двух лет фашистской оккупации под погром детский дом гетто попадал пять раз. Вокруг гетто ставилось оцепление, так что проникнуть туда было невозможно. Когда это случилось во второй раз, я был в городе и сильно переживал за судьбу брата. Когда через два дня мне удалось пройти в гетто, я увидел жуткую картину – кругом трупы, а в коридоре мой брат и еще двое мальчиков бегают, играют. Дети всегда оставались детьми. Брат спасся чудом. Он, в то время, когда ворвались полицаи, успел заскочить в прачечную и спрятаться в тюке грязного белья…

Каждый раз после очередного погрома детдом пополнялся новыми сиротами. Но жизнь их здесь была короткой, до ближайшей операции по ликвидации евреев. В июле 1943 года второй белорусский фронт подошел очень близко. По видимому, местным немецким командованием было принято решение ликвидировать детский дом в минском гетто. Рано утром я услышал звук моторов. Подойдя к окну, увидел, что немецкие солдаты выскакивают из машин и тихо цепью окружают детдом. Мы бросились в один из скрадов под полом. Возле печки подтопочный лист поднимался и под ним был лаз. Несколько воспитателей и детей попрыгали туда. Но фашисты разбили кирпичный цоколь фундамента дома. Они светили в дыру фонариками и стреляли. Мы с братом прятались за кирпичные колонны, на которых стоял дом и ползли дальше и дальше.

Просидев в подполе три дня, ночью решили выйти наружу. Кругом было много трупов. Проходя мимо изолятора, я невольно отвел взгляд. Несколько больных ребятишек немцы закололи штыками – на детских лицах был такой ужас, что невозможно было спокойно смотреть. К моменту освобождения Минска советскими войсками, из более 100 тысяч евреев, находящихся в гетто, осталось около 13 тысяч.

Во время вылазок в город я познакомился с местными ребятишками, которые работали на вокзале. Когда подходил очередной состав, они предлагали немецким солдатам свои услуги -- чистили им сапоги. Бывало, что за работу мальчишки получали подзатыльник, иногда -- съестное или деньги. На деньги подростки покупали газеты и продавали немцам. Однажды немецкий генерал окликнул меня на перроне. Оглядев с ног до головы, он позвал в купе. С замиранием сердца я зашел в вагон, не зная, выйду ли? Он генерал налил горячий чай и поставил передо мной почти целый торт. Он внимательно смотрел как я его уплетал. То, что я не смог съесть, разрешил взять с собой. Но этот случай был единственным исключением проявления человечности. Может, генерал просто соскучился по своей семье?

А комендант перрона был для нас кошмаром. Он с овчаркой постоянно преследовал нас -- мальчишек. Два раза натравливал на меня свою собаку, которая вцеплялась мертвой хваткой, не давая убежать. Один раз он отстегал меня поводком, в другой – избил дубинкой. От боли я потерял сознание. Очнулся в туалете, из которого я сбежал через форточку. Позже мы узнали причину такой ненависти – юные партизаны воровали у немецких солдат оружие, пока они были в туалете. В это время кобуру с пистолетами и автоматами они вешали на двери…

Через какое-то время после ликвидации фашистами детского дома, я увидел юных партизан и попросился в лес, в отряд. Нас взяли. Этот партизанский отряд в самом начале войны был организован евреями. Потом мы стали сыновьями полка. А после войны нас определили в училище.

Узники фашистских концлагерей после прихода советских войск, проходили проверку. Несколько месяцев они жили в фильтрационных лагерях. Но там их кормили. Потом, после получения документов, они могли уехать. Если выяснялось, что человек работал на немцев полицейским (об этом сообщало местное население) или был завербованным, предателя ждал суд и чаще всего, трибунал. Узник Бухенвальда Алексей Будасов рассказывал, что сами узники расправлялись с «иудами», которых удавалось вычислить. Ночью предателю затыкали рот мокрой тряпкой и душили.

Память не должна быть избирательной

Самуил Рафаилович отмечает, что история Советского Союза, особенно в сталинское время, была неоднозначной. Но нельзя сравнивать эти режима -- фашистский и советский.

«Фашизм – продолжает он, -- это самый страшный кошмар истории человечества. Гитлеровцы претворяли в жизнь теорию, согласно которой право на жизнь имеют лишь избранные. Остальные -- подлежат угнетению и уничтожению. Человечество заплатило страшную цену за победу над фашистской Германией – миллионы замученных военнопленных и мирных жителей в концлагерях, миллионы погибших на полях сражений, тысячи разрушенных городов. Нельзя забывать этот страшный кошмар, чтобы история распространения фашизма никогда не повторилась вновь. В Новосибирске малолетних узников концлагерей осталось уже менее 300 человек. У многих из нас уже серьезные проблемы со здоровьем. Не смотря на это, мы посвящаем много сил тому, чтобы донести до молодого поколения правду о фашизме. Встречаемся со школьниками, рассказываем о том, как все было. Хотя, не скрою, вспоминать тяжело. В новосибирской школе № 192 Кировского района организован музей бывших малолетних узников фашистских концлагерей имени Н.С. Симонова. В нем собраны уникальные фотографии, листовки свидетельства узников Бухенвальда, Саласпилса».

Нужно помнить, что европейские государства оказались бессильными перед гитлеровской военной машиной. Смог вырвать победу, хоть и страшной ценой, Советский Союз – благодаря тому, что все народы, населявшие его, поднялись на борьбу. Если мир не хочет, чтобы фашизм возродился, если мир не желает повторения ужасов Второй мировой войны, необходим единый фронт противостояния неонацизму и пересмотру истории. Пепел жертв должен стучать в наши сердца…