Когда раздается клич: маргиналы Молдовы в прошлом и настоящем

 В наши дни мы можем в очередной раз наблюдать новый виток политического кризиса в Молдове, углубляющегося общественного неустройства этой республики. Погром здания Парламента и Президентуры Республики Молдова, их поджог, разграбление и водружение на крыше флага соседнего государства, то есть очередная попытка какой-то «цветной» революции и связанная с ней попытка государственного переворота толпой маргиналов 7 апреля 2009 г., вызвала негативную реакцию в мире. Тем не менее, организаторам этого буйства удалось достичь главной цели, - вызвать правительственный кризис, потеснить от власти людей, называющих себя «коммунистами», и привести к кормилу власти партии, манифестирующие себя «либеральными», но самом деле являющимися по духу и программе наследниками Народного фронта образца начала 90-х годов XX в., который уже приводил Молдову на грань гражданской войны.

Выступая год спустя на митинге перед участниками погрома в центре Кишинева, и.о. Президента Молдовы М.Гимпу и его единомышленники называли толпу маргиналов «героями» и спасителями «демократии» и «свободы» в Молдове от ужасного «тоталитарно-коммунистического режима». Мир в очередной раз  увидел, как маргинальные толпы погромщиков, управляемые какими-то закулисными политическими силами, очень легко идут на подобного рода акции, приводят к власти неких людей и тут же бесследно исчезают.

Как это было, к примеру, в Киргизии во время «тюльпанной революции» по свержению Акаева, а потом повторилось в деталях через пять лет, когда толпа свергала уже его преемника Бакиева, свергавшего в свое время предшественника теми же методами, как его сдвинули в наши дни. Такое бывало и в Грузии, и на Украине, и в других государствах бывшего СССР и стран Восточной Европы.  Немаловажную роль в обострении подобного рода кризисов играет прогрессирующий рост радикального правого экстремизма, который, будучи в определенной степени порождением сложившейся системы и реакцией на нее, парадоксальным образом служит ее сохранению и даже укреплению, порождая хаос и дестабилизируя обстановку в той степени, которая провоцирует активизацию репрессивного аппарата и упрочение имеющихся структур власти.

Среди причин катастрофического роста напряженности, обусловленного распространением экстремизма, не последнее место принадлежит определенным пластам социальной психологии, которые, к сожалению, сравнительно редко изучаются аналитиками, - историками, этнологами, конфликтологами,  социологами, политологами. А между, тем и в нашем прошлом, и в нашем настоящем (к сожалению, вероятно, и в будущем)  мы часто убеждаемся в той поистине дьявольской силе, которую высвобождает конфликт между идеалами и интересами в сознании определенных социальных групп, называемых маргинальными.

Механизм генезиса данного конфликта недостаточно ясен и мало изучен. Психологический и социальный парадокс заключается в том, что вождям правых сил - будь то контрреволюционные формирования черносотенцев в начале ХХ в., или фронтистские организации конца века, антинародные по сути своей - удавалось привлекать для решения своих задач довольно внушительные количественно массы людей, интересы которых объективно расходились с названными задачами непримиримым образом. И вряд ли успехи предводителей правоэкстремистских организаций объясняются лишь элементарной демагогией, ложью или личными "талантами" вождей толпы, поскольку эти субъекты, как правило, если и нормальны психически, то в интеллектуальном отношении обычно имеют весьма посредственные способности или гораздо ниже средних, а в нравственной области - не выше уровня питекантропа. 

Классическим примером мог бы послужить квартирный вопрос и проекты его решения в конце 80-х гг. ХХ в., которые обсуждались не только в Молдавии, но и во многих других республиках СССР, - прибалтийских, закавказских, среднеазиатских. Тогда центральные власти приняли достаточно авантюрное и популистское решение обеспечить к концу ХХ в. каждую семью в стране отдельной квартирой. Компетентное, спокойное, деловое обсуждение специалистами жилищной проблемы, глубокая проработка всех возможных вариантов снятия напряжения в этой сфере не имела почти никакого резонанса и не привлекала к себе внимания широких кругов митингующей общественности. 

Зато истеричные призывы немедленно очистить республику от тех, кого раньше называли "инородцами", а теперь стали называть "пришельцами", "мигрантами", "оккупантами", "манкуртами" и т.д., вызывали мгновенную реакцию многочисленных толп возбужденных субъектов, которым их вожди, главным образом, поэты и поэтессы, представители так называемой «творческой интеллигенции», клятвенно обещали в скором времени предоставить не просто отдельные квартиры, но еще даже и с мебелью. 

Исступленный энтузиазм и ярость толп подогревались лозунгами типа "Чемодан! Вокзал! Россия!", или "Русских - за Днестр, евреев - в Днестр!", или «Хороший гагауз – мертвый гагауз!», или «Утопим русских в жидовской крови!».  Они уже были готовы к немедленному изгнанию всех "врагов нации", чтобы приступить к скорейшему решению квартирного вопроса, - разделить освободившееся жилье между "добрыми хозяевами этой земли". В Чечне, Киргизии, Азербайджане, Казахстане и многих других республиках были случаи, когда фронтистские лидеры предупреждали "своих", чтобы они не вздумали даже за бесценок покупать жилье у бегущих в панике "оккупантов", поскольку вскоре получат его бесплатно (в наиболее "горячих точках" именно так и произошло, имелись ли подобные факты в Молдавии нам неизвестно).

Простота таких решений вполне соответствует умственному уровню булгаковского  Шарикова, который, прочитав переписку Энгельса с Каутским, пренебрежительно заметил, что «оба они не правы», – нужно просто все взять и поровну разделить. Это сходство современных маргиналов с литературным героем "Собачьего сердца" отнюдь не случайно, ибо и самого  Шарикова можно отнести к существам определенного социально-психологического строя маргинального типа. Ведь усилиями профессора Преображенского безобидный и милый пес Шарик приобрел все внешние признаки человека. Однако исчезновение пса не означало рождения человека. Созданное в результате лабораторного эксперимента существо, утратив одну сущность, – животного, не приобрело нового качества – человеческого. Поэтому оно было чрезвычайно опасно для общества именно в силу своего переходного типа, каковым и являются по определению маргиналы.

Стремление к немедленному решению всех проблем бытия они сочетают с чрезвычайно примитивным их пониманием, полным отсутствием цивилизованного сознания и морали, какого бы то ни было представления о культуре. В периоды революционных кризисов в обществе всегда активизируются силы, готовые откликнуться на радикальные призывы погромного свойства; более того, – активизируются силы, толкающие своих лидеров к безграничному экстремизму. Однажды став во главе толпы, ее лидеры вынуждены публично и ежечасно взвинчивать свой радикализм, чтобы постоянно быть впереди, чтобы  не только соответствовать растущим аппетитам ведомых, но и постоянно опережать эти настроения, иначе ведомые ими силы выдвинут нового лидера, забудут, а то и растопчут зазевавшегося.

Обратим внимание на слова о тех, кто задавлен цивилизацией города.  Представляется, что именно в них скрывается суть проблемы. Поскольку именно те, кто доведен городской цивилизацией «до положения хуже зверя», как нам представляется, дают много поводов для размышлений об истоках правого экстремизма в люмпенизированных и маргинализированных слоях современного общества. Но такой анализ хотелось бы начать не с нашего времени, а с периода, когда капитализм набирал мощь и когда капитализация общественной жизни порождала определенные процессы в средних слоях городского населения и в умах многих их представителей.

Действительно, как в прошлые времена, так и в современном мире широкая урбанизация, характерная для капиталистического, индустриального или постиндустриального общества, предполагает усиление процессов «раскрестьянивания», миграции крестьян, жителей сел в города. Лишаемые добровольно или в силу необходимости привычной патриархальной деревенской среды с ее особым образом жизни, основанном на строгом соблюдении различных регламентирующих постулатов, традиций и обычаев, раскрестьяненные слои,  т. е. горожане "в первом поколении" вовлекаются в кругооборот городской жизни, которая основана на иных началах, оставляющих мало места традициям и обычаям предков.

Они вынуждены порывать с тем деревенским укладом жизни, который был для них естественным и привычным. И, поскольку в городе нет благоприятных условий для такого уклада, эти люди приобретают черты, характерные для маргинализированных субъектов, т.е. особое сознание и поведение личностей в силу определенных обстоятельств вырванных из родной стихии и неспособных интегрироваться в большое референтное сообщество (в данном случае - городскую цивилизацию), по отношению к которому они и выступают в качестве маргиналов. Городской образ жизни, как правило, воспринимается новыми маргиналами как враждебный мир, виновный в их повседневных тяготах и неустройстве, виновный в развале устоявшегося веками деревенского быта и моральных устоев, в развале, как выразился один российский писатель, лада.

Нет ничего удивительного, что психология этих людей спонтанно восстает против множества сопутствующих городской цивилизации явлений и против урбанистического образа жизни в первую очередь, с его противоречивостью и темпами, всеобщей отчужденностью и равнодушием, свободой выбора на различных уровнях жизни и быта, с его альтернативностью. Психология маргиналов не приемлет присущего городам стирания национальных  и религиозных различий между личностями.

Как катастрофа, как разрушение всего мироздания, всей стабильной системы ценностей, на которых держится мир, воспринимается сознанием маргиналов забвение горожанами родных наречий и патриархальных обычаев, не говоря уж о межнациональных браках городского населения и его веротерпимости, да и вообще о довольно индифферентном отношении ко всему, что свято для глубокого провинциала, в силу обстоятельств попавшего в урбанистическую среду. Если, скажем, у сельского молдаванина отношение к родному колодцу трепетное, -  над колодцем или родником в селах часто ставят распятие, то городскому молдаванину никогда не придет в голову повесить икону или распятие над водопроводным краном в своей квартире. Да и вообще он вспоминает о своем кране, только когда отключают горячую или холодную воду.

И на бытовом, и на классовом, и на всех прочих уровнях в поведении, в образе жизни, в мировоззрении городского населения имеются существенные различия и несопоставимые стереотипы, отличающие его менталитет от сельского. Объективные процессы классообразования в индустриально-урбанистическом обществе выдвигают на первый план не место рождения, национальность или язык, вероисповедание человека, его земляческие привязанности и местный патриотизм своего села или околицы, а в первую очередь, – место человека в общественном производстве. Формирование классового самосознания не может не восприниматься свежерекрутируемыми из деревни слоями как полное обезличивание и деморализация. 

В их сознании или подсознании это создает крайне болезненные движения и, в конечном счете, приводит к острой психологической драме маргинальных слоев населения, замученных городской цивилизацией. Драма заключается в необходимости коренной ломки в сознании и на практике всех стереотипов, представлений и регламентаций сельского образа жизни, приобщения к городскому образу жизни, городской культуре и субкультуре, что не всегда удается в первом поколении.

Эта драма делает маргинальные слои податливыми к радикальной, экстремистской идеологии. Глухое, плохоосознаваемое недовольство тяготами жизни, готовность жестоко и беспощадно уничтожать своих «врагов» (которых они представляют себе весьма смутно и неясно), жгучее нетерпение и жажда поскорее отомстить кому-нибудь за нелегкое свое существование определяют активность маргиналов, отзывчивость их толп на призывы своих лидеров, создающих понятный образ врага виновного во всех прошлых и нынешних несчастьях нации. Мифологизация массового сознания данных слоев облегчает установление в его глубинах устойчивого образа врага, в роли которого обычно выступает другой народ, другое государство или даже другой язык, иногда – другая вера. Еще чаще в образе врага выступают различные жупелы  пропагандистского толка, не имеющие в реальной действительности приписываемых им свойств и значений.

Поскольку мифологизированное общественное сознание маргиналов сохраняет веками устоявшиеся сельские стереотипы определенного патриархального мировоззрения и соответствующего ему кругозора, эти слои легко отзываются на лозунги немедленного закрытия всех предприятий крупной индустрии (как это было в Кишиневе с заводом персональных компьютеров, строительство которого так и не завершили по "требованию общественности"), маргиналы проявляют враждебность к рабочему классу, ученым и другим представителям интеллигенции. Они с отчаянным ликованием окунаются в мелкобуржуазную стихию разрушительного анархистского бунта, направленного против общественного порядка, норм культуры и морали.

Вообще бунт полуцивилизованной правоэкстремистской массы направлен почти всегда на образованные слои общества (то, что современные маргиналы формально могут и сами принадлежать к интеллигенции "в первом поколении" в принципе ничего не меняет, - ненависть к истинной культуре и природной интеллигентности, которой они лишены по поределению, лишь усиливается). Причины этого легко объяснимы. 

Неприязнь вчерашнего сельского жителя, раскрестьяненного крестьянина, попавшего в город, неприязнь к непонятным ему вкусам, интересам и предпочтениям интеллигентных кругов, их образу жизни и этическим принципам определяется прежде всего огромным разрывом между двумя уровнями культуры, которые почти не имели никаких точек соприкосновения. Один уровень, - это рафинированная интеллигентская культура образованных городских слоев со всеми их духовными исканиями и поисками, близостью к ценностям мировой культуры, общечеловеческим проблемам. Другой уровень, - это, по выражению классиков, "идиотизм деревенской жизни". 

Это - основанная на вечном недоедании, пьянстве, бесправии, порке, татарщине "культура", включающая всевозможные суеверия, поразительную неосведомленность в элементарных вопросах общественного и личного бытия, упрямая приверженность к целому комплексу бессмысленных, но почитаемых обрядов, навязываемых старшими младшим. Оба этих уровня в принципе несопоставимы, но, сталкиваясь и конфликтуя в реальной жизни на каждом шагу, они высекали искры вражды и непонимания, тем более, что праворадикальные теоретики целенаправленно и методично натравливали маргиналов на интеллигенцию, обвиняя во всех бедах "дрянное образованное общество".

И все же наиболее сильнодействующим и «безотказным» рычагом мобилизации этих сил была и остается апелляция их лидеров к «национальному возрождению», земляческому патриотизму и голосу крови, а по существу - к нанашеству, кумовству и проч. Возбуждение злобы и ненависти к представителям других наций и народов было и остается наиболее эффективным средством мобилизации маргиналов на активные политические действия. В начале XX в.  главными врагами маргиналов Бессарабии назначались евреи, поляки, армяне, народы, исповедующие ислам и прочие «инородцы» (а по сути не инородцы, а иноверцы); в конце ХХ в. ими назначались русские, гагаузы, украинцы и прочие «мигранты», «пришельцы», «русофоны». Борьба против "инородцев" всегда была приоритетной задачей правоэкстремистского бунта.

Действительно, ни прежде, ни теперь мобилизация маргиналов не осуществлялась сама по себе, спонтанно. Она проходила централизованно, так сказать, в плановом порядке органами государственной власти или их конкурентами из среды «оппозиции», готовой занять кабинеты государственных чиновников, во имя неких политических целей, в основе которых – сохранение государственной власти в руках тех, кто ею обладал и кто боялся ее потерять, либо тех, кто в смуте решил ее приобрести. В конце 80-х – начале 90-х гг. ХХ в., в Молдове сложился даже своеобразный альянс, состоявший из национал-бюрократической номенклатуры, городских и пригородных маргинальных слоев, а также  выпущенных из тюрем уголовников под условием проявить себя на ниве «национального возрождения», и, наконец, элитных кругов националистических прорумынских слоев творческой интеллигенции, выполнявших посредническо-организаторские функции между высшей бюрократией и маргинальным дном.

Этот альянс помог укрепить жесткую тоталитарную форму правления, расшатанную в первые годы перестройки, помог установить в Молдавии систему бюрократической власти национальной элиты, сплотить и консолидировать вокруг национальной идеи чиновничий аппарат. Раздувая милитаристский психоз в стране, он направлял недовольство маргинальных низов на указанных им «врагов» выводя из под удара свою собственную клановую систему, превращавшейся из псевдокоммунистической в национально-кастовую. Мы можем определенно сказать, что задачи, поставленные перед этой чудовищной коалицией ее создателями и архитекторами, были успешно выполнены.

Чиновно-бюрократический режим в Молдавии не только не был разрушен под напором демократии первых лет эры гласности, но был укреплен и законсервирован в качестве еще более жестокого, безжалостного и антигуманного этнототалитарного режима компрадорской буржуазии и продажного, но спаянного общими интересами национального чиновничества.

Особенности кишиневских бесчинств конца ХХ в. в том, что ни погромы, ни убийства, ни избиения граждан не всколыхнули Советский Союз, – видели, мол, и не такое. В Молдавии не состоялось никаких показательных или хотя бы закрытых судов, никто не был наказан за свои преступления даже в форме отеческого бурчания высокого начальства. Наоборот, общество постоянно слышало из уст этого начальства воинственные кличи «ливанизировать» Молдавию и «бейрутизировать» Кишинев, покарать «обнаглевших чужаков». Снегур, Друк, Косташ, Мошану, Хадырка, Лари, Виеру, Дабижа и прочие вожди маргинальных толп постоянно призывали их к походам на Комрат, на Дубоссары, на Бендеры и Тирасполь, чтобы придать убийствам и бесчинства массовый характер, чтобы  поразить мир масштабностью своих злодеяний.

В итоге и результаты другие – система бюрократического абсолютизма спасена с некоторыми незначительными последующими модернизациями; вся национальная номенклатура коммунистических времен по-прежнему дружно восседает в своих уже «демократических» креслах, продолжая руководить разграбленной, поруганной, раздираемой Молдовой с огромной прибылью для себя.

Что же нам сказать об образованном молдавском обществе конца ХХ в.? Что же сказать о писателях и поэтах Молдовы, открыто призывавших маргиналов к погромам, насилию и убийствам обозначенных ими «врагов»? Что сказать об интеллигентах, выводящих на площади детей, чтобы довести их своими бессмысленными, абсурдными и преступными лозунгами до исступленного экстаза и тупой ненависти к собственным согражданам иной культуры или языка?

Очевидно, что духовное одичание, озверение, моральная пустота и безнравственная низость этих господ тесно связаны с прерыванием генетической связи и духовности между различными поколениями бессарабской интеллигенции и нынешними представителями данного социального слоя. Но дело не только в этом. Ведь, в конечном счете, корни этих процессов питаются соками все той же маргинализации, связанной с процессами урбанизации,  неспособностью маргиналов к позитивному существованию в социально приемлемых  рамках, их попытками навязать обществу свою примитивную антикультуру, свои бесчеловечные антиценности.

В этом плане у нас остается мало поводов для оптимизма. Поскольку всегда и всюду, где бедствующему индивиду с более или менее низким уровнем духовного развития приходится сталкиваться с урбанистической цивилизацией, эта его духовная ущербность становилась и будет становиться эмоциональным двигателем правоэкстремистской эволюции. Ибо он, ущемленный и задавленный городом, по-прежнему будет стихийно восставать против урбанизации, сам того совершенно не осознавая

.Погром правительственных зданий в Кишиневе 7 апреля 2007 г. был ни чем иным, как заранее подготовленной и спланированной провокацией, которую в последние десятилетия называют каким-либо очередным вариантом "цветной революции". Все делалось по классическому сценарию. Группа маргинальных и продажных политиков, абсолютно ничтожных и бессильных без солидной поддержки извне, беснующаяся толпа уличного хулиганья, опьяневших не столько от пива и других бесплатно подаваемых горячительных напитков, сколько от возможности безнаказанно буйствовать и грабить, грузовики с камнями, кем-то заранее приготовленные и появившиеся "случайно" в нужное время и в нужном месте, прибытие из-за рубежа групп "специалистов" по имитации народного гнева, растерянность полицейских и властей... Все это и многое другое безошибочно указывает на тщательно продуманный сценарий и его плановое развитие по организации государственного переворота в Молдове. Во всяком случае, погромщики действовали безнаказанно и нагло, демонстрируя всему миру, что за страна такая пытается прорваться в семью "цивилизованных" народов Европы.

Видимо, закономерно, что после погрома 7 апреля,  имея поддержку большинства жителей страны, правящая партия в Молдове передала власть в руки кучки мелких бессильных политиков, опирающихся на маргиналов и финансово-политическую поддержку извне! Это чем-то напоминает горбачевскую перестройку, - нерешительность, трусость, гипертрофированное самолюбование главного "прораба" перестройки, его ставка на политические интриги и партийно-подковерную возню, его колебания и неспособность к проявлению твердой воли к достижению ясных и понятных целей (авось все и так рассосется) привели к гибели Советский Союз и гражданской войне в некогда благополучных и процветающих его регионах. Только за один 1992 год, последующий сразу же за беловежским сговором, во внутренних конфликтах и войнах погибло примерно 150 тысяч советских людей, что в 11 раз превысило все потери СССР за 10 лет войны в Афганистане. Такую цену заплатили народы некогда единой страны  за политическую некомпетентность и близорукость своих новых маргинальных вождей!

Стала ли Молдова  более свободной и демократичной страной? Возможно, что и да. Но только в одном смысле. В смысле более свободного и даже более "демократичного" скатывания ко второму изданию гражданской войны. К власти вернулись люди, которые уже правили тут в 1991 - 1992 гг., опираясь на поддержку не своего народа, а легких на подъем маргиналов. Тогда они привели страну к вооруженному противостоянию и залили ее кровью собственных граждан. После своего громкого провала и оглушительного поражения они легли на дно. А их маргинальная опора затаилась, ожидая, когда ее снова призовут. И вот, клич раздался.

Скорее всего, нынешних правителей Молдовы весьма вдохновляет опыт их предшественников - Снегура, Косташа, Плугару и прочих организаторов и вдохновителей агрессии Молдовы на Днестре 1990-1992 гг.  Никто их к ответу не призвал, никто не обвинил и в капле пролитой ими крови своих соотечественников. Такое просто не может не вдохновлять!

Так что свободы и демократии в Молдове сейчас - море разливанное. В которое она, не исключено, и погрузится в скором времени как Атлантида. Положение в Молдове не может как-то измениться само собой. Наоборот, чем вольготнее чувствуют себя маргиналы, тем на все более страшные преступления они могут пойти. И нет у общества другого пути, кроме как ограничить их агрессивно-разрушительную энергию бесконтрольного бунта силой закона, силой здравого смысла и морального превосходства. (Печатается в сокращении).

 Николай Бабилунга,Тирасполь, Институт истории, государства и права ПриднестровскогоГосударственного университета им. Т.Г.Шевченко