Михаил Саакашвили и его внешняя политика

Президент Саакашвили управляет Грузией уже восемь с лишним лет, однако складывается впечатление, что его приход к власти многие аналитики считают результатом путча, его правление рассматривается как случайность. Существует расхожее мнение, что рано или поздно настанет момент, когда грузинский народ свергнет его диктатуру, а добрые отношения Москвы и Тбилиси будут восстановлены очень быстро.

Однако Михаил Саакашвили – фигура гораздо более сложная, чем это представляется многим. Он не случайный авантюрист, а весьма способный политик; он сумел использовать множество факторов, которые помогали и помогают ему сохранять власть при таких внешних неудачах, как проигранная война за Южную Осетию. Его соперниками выступали и прежние соратники, не уступавшие ему влиянием – такие, как Зураб Жвания и Нино Бурджанадзе; и нувориши, каждый из которых имеет огромные возможности для превращения денежных капиталов в политическое влияние – как Бадри Патаркацишвили и Бидзина Иванишвили. И тем не менее Саакашвили без особого напряжения справился с большинством из них.

Многие планы Саакашвили – как политические, начиная с быстрого завоевания Абхазии и Южной Осетии (на инаугурации 2004 года он торжественно пообещал, что проведет следующую такую церемонию в Сухуме), так и экономические (самый грандиозный проект – строительство супергорода Лазика на Черноморском побережье) реализовать или очень трудно, или просто невозможно. Оппозиция в Грузии весьма активна, борьбу с режимом она ведет с большим размахом, однако раз за разом проигрывает. Причина есть.

Дело в том, что Михаил Саакашвили, по большому счету, стал политическим преемником не Эдуарда Шеварднадзе, который дал ему возможность сделать карьеру и прийти в коридоры власти, а Звиада Гамсахурдия. У людей старшего поколения еще остается в памяти восторженное преклонение перед президентом Гамсахурдия подавляющего большинства грузин в период его короткого правления (1990 – 1991 гг.)

Саакашвили не проводит прямых параллелей между собой и первым президентом Грузии. Однако, по сути продолжает именно его политику. А она заключается в откровенном противопоставлении Грузии Москве, Кремлю и подчеркнутой дружбе с Западом. Казалось бы, здесь нет ничего оригинального: Шеварднадзе тоже искал союза на Западе и получал оттуда поддержку никак не в меньшей степени, чем Саакашвили. Однако разница заключалась в том, что при нем дружба с Западом и вражда к России были не такими демонстративными, как при Саакашвили. И Гамсахурдия, и Саакашвили бросали России вызов открыто, подчеркнуто, не скрываясь за показным дружелюбием.

Михаил Саакашвили агрессивен, но это совсем не безрассудная агрессивность; это не поиски конфронтации по любому поводу. Что хорошо заметно, скажем, на примере Абхазии. Сразу по приходу к власти Саакашвили развернул бурную деятельность по свержению режима Аслана Абашидзе в Аджарии: между «революцией роз» (23 ноября 2003 г.) и вступлением армии Саакашвили в Батуми (6 мая 2004 г.) не прошло и полугода. При этом главная цель была достигнута почти без насилия и во всяком случае без военных действий – хватило одной психологической атаки.

 Аслан Абашидзе был популярен в Аджарии, имел солидные ресурсы для обороны, а многие его сторонники всерьез рассчитывали получить защиту от Турции. Однако выяснилось, что турки совсем не намерены защищать Аджарию от грузинских войск силовым путем, а помощь другого рода Абашидзе все равно не спасла бы.

Казалось, после легкого и бескровного завоевания Аджарии никто не мешал Михаилу Саакашвили послать войска против Южной Осетии и Абхазии. В зоне грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликта стояли российские миротворческие войска, однако это грузинского президента не остановило в августе 2008 года. Четырьмя годами ранее многие опасались, что Саакашвили нападет на одну из отделившихся от Грузии республик, но этого не произошло.

Вместо этого президент продолжал кадровые перестановки, наполняя государственный аппарат своими людьми, а также развернул борьбу с преступностью, причем в ходе нее ликвидировал даже иррегулярные группировки диверсантов, которые базировались у границ Абхазии и совершали беспрерывные рейды на ее восточные окраины, т.е. «Лесные братья» и «Белый легион».

Уже эти действия Саакашвили наглядно показали, что несмотря на все выпады против России, Абхазии и Южной Осетии, несмотря на угрозы и нередко оскорбительные заявления в их адрес, новый грузинский лидер вполне трезво оценивал обстановку. Да, он захватил Аджарию, которая не оказала сопротивления, а летом 2006 года оккупировал Кодорское ущелье Абхазии, где со времен грузино-абхазской войны ситуацию контролировали местные сваны. Но грузинский президент хорошо знал, на кого нападать, а кого оставить в покое.

 В 2006 году он не потревожил ни абхазские войска, ни российских миротворцев. По сути, завоевание Кодорского ущелья не затронуло ничьих интересов, даже «мятежные» сваны быстро успокоились, и приход грузинских отрядов восприняли как нечто само собой разумеющееся.

Таким образом, Саакашвили продемонстрировал понимание того факта, что нападать на саму Абхазию или на Южную Осетию без конкретных выгод он не намерен. Даже осенью – зимой 2004-2005 гг., когда в Абхазии было в разгаре политическое противостояние, он не сделал ни малейшей попытки прощупать абхазскую границу – ни на суше, ни на море. Точно такими же спокойными долгое время были и отношения с осетинами.

Но в ноябре 2007 года грузинской оппозиции удалось вывести на улицы массы протестующего народа. При их разгоне, по некоторым данным, было госпитализировано вдвое больше людей, чем при разгоне митинга на проспекте Руставели 9 апреля 1989 года. Это не могло не испортить имидж Михаила Саакашвили, который до тех пор воспринимался самими грузинами прежде всего как патриот своей страны.

 Все его нападки на Россию воспринимались с удовольствием той частью грузин, которые во времена Звиада Гамсахурдия именно об этом и мечтали – о Грузии как важнейшей союзнице США в регионе. Им виделась новая Грузия как оплот НАТО в Передней Азии, как важнейшая крепость, предназначенная для подрыва российской гегемонии на Кавказе. Саакашвили возродил эти традиции и тем самым завоевал умы. Однако осталось еще много недовольных, и они стали горючим материалом для выступлений оппозиции.

 Именно поэтому Михаил Саакашвили сначала (в январе 2008 года) провел досрочные президентские выборы, обеспечив свою власть на пять лет вперед, а затем решился на войну против Южной Осетии (в августе 2008 года). Только общенародная война могла придать грузинской нации чувство единства и загасить бунтарские настроения. Многие считают, что грузинский президент не отдавал себе отчета в последствиях нападения на Цхинвал. Однако Москва накануне войны совершенно очевидно показала, что защищать осетин и абхазов готова.

Саакашвили знал, на что идет, но рассчитывал на помощь со стороны Запада. Помощь он действительно получил – корабли НАТО вошли в Черное море. Однако остановить наступление российских войск Запад не смог. Помогла и твердая позиция Турции, которая настояла на выводе натовских судов из проливов в соответствии с буквой договора 1936 года, и нестандартная дипломатия французского президента Николя Саркози, который помог заключить договор, устраивавший все стороны. Успех Дмитрия Медведева и Владимира Путина был несомненный. Однако Саакашвили сумел найти для себя выгоду и в этой ситуации.

Для грузин большим утешением стало представление о войне 2008 года как о неравной (а стало быть, героической) битве с огромной и могущественной Россией. Именно эта пропагандистская концепция оказалась такой привлекательной для грузинского населения, что ее не потребовалось даже особенно рекламировать: она отвечала настроениям грузин в 2008 году. Вот почему в период 2009 – 2011 гг., когда мировой финансовый кризис остановил и даже обратил вспять возрождение грузинской экономики, которым особенно гордился Саакашвили, президент Грузии вновь почувствовал себя уверенно и без труда загасил все выступления оппозиции, которые больше ни разу не достигали такого размаха, как в ноябре 2007 года.

А между тем за период своего президентства Саакашвили добился ряда успехов, отрицать которые было бы неразумно. Драконовские меры против коррупции отучили (пусть временно) давать взятки полицейским. С преступностью, конечно, не покончено полностью, но решительные шаги в этом направлении сделаны – и это уже очень много по сравнению с криминальной анархией и хаосом, который воцарился после грузино-абхазской войны, в 1990-е гг.

Социальное расслоение по-прежнему велико, однако экономический упадок преодолен. Пусть экономика Грузии держится во многом благодаря американским дотациям, но то же самое можно сказать о многих государствах мира, Грузия в этом смысле не единственная зависимая страна. В Тбилиси не боятся ни зависимости от Запада (это и есть главный политический лозунг Звиада Гамсахурдия, который воплотил Саакашвили), ни даже конфронтации с мусульманским миром из-за союза с НАТО.

Сегодня Михаил Саакашвили нередко вызывает симпатию даже у своих потенциальных врагов. Даже на Северном Кавказе есть немало людей, искренне восхищающихся его личностью и его режимом. С одной стороны, такие настроения опасны для России, с другой – следует ли Москве бояться этих фактов? Всем ясно, что грузинский режим – авторитарный и националистический; но нет никакой гарантии, что новый грузинский президент, кто бы им ни стал, будет проводить политику демократизации, и уже совершенно очевидно, что он не согласится на признание Южной Осетии и Абхазии – а это исключает возможность восстановления грузино-российских отношений в полном объеме и возвращения Грузии в СНГ.

 Сила Саакашвили – в честности: он враждебен Москве, но не скрывает этого; он желал бы превратить Абхазию и Южную Осетию в грузинские провинции, а на Северном Кавказе поднять волну дестабилизации, направив ее против России – но он совершенно откровенен в этих своих намерениях.

Кто опаснее для России – открытый враг или ложный друг? Во всяком случае, на сегодняшний день Россия имеет возможность проводить свою политику защиты Абхазии и Южной Осетии, не считаясь с недовольством Тбилиси. Если Саакашвили будет свергнут или уйдет сам – политическая ситуация может усложниться. А избавит ли его уход южные регионы России от подрывной деятельности с юга (пусть даже имеются в виду диверсии политического характера) – пока неизвестно, но сомнительно.