Восточное партнерство – не стоит ждать быстрых результатов

Восточное партнерство – проект Евросоюза, который был представлен министром иностранных дел Польши при участии Швеции на Совете ЕС по общим вопросам и внешним связям 26 мая 2008 года. Главная цель проекта — сближение ЕС с 6 странами бывшего СССР: Украиной, Молдавией, Азербайджаном, Арменией, Грузией и Белоруссией. Проект сразу вызвал неоднозначную реакцию в российских экспертных кругах. Подбор стран и заявленные цели позволяют сделать предположение о далеко идущих геополитических задачах этой европейской программы сотрудничества. Задачах, которые в явном виде не озвучены в официальных документах Партнерства. Прежде всего – это усиление геополитического влияния и укрепление позиций ЕС в указанных странах СНГ. Как к этой ситуации относятся на Украине, мы попросили прокомментировать Александра Валерьевича Сушко, научного директора Института Евро-Атлантического сотрудничества (Киев).

- Насколько интенсивно идет сотрудничество Украины в рамках Восточного партнерства, и какие перспективы существуют на данный момент благодаря участию в этом проекте?

Украина изначально принимает участие во всех предусмотренных Восточным партнерством форматах и инициативах. В первую очередь, это связано с участием официальных структур правительства во всех четырех платформах Восточного партнерства и в тематических программах, так называемых, флагманских инициативах. Если говорить о конкретике, то это касается регионального сотрудничества в сфере управления границами, миграционной политики, а так же инициатив в сфере транспорта. А если говорить об общих принципах, то Восточное партнерство предусматривает сочетание как многосторонних, так и двухсторонних, индивидуальных типов деятельности. Например, мы можем рассматривать завершение работы над договором об ассоциации с ЕС как одно из проявлений участия в Партнерстве.
Так же в контексте Восточного партнерства можно рассматривать процессы визовой либерализации. Украина в этом сотрудничестве стремится выполнить критерии, которые были предоставлены в 2010 г. для получения безвизового режима. Кроме того, осуществляется энергетическое сотрудничество. И так же сотрудничество в сфере гражданского общества, но это уже не вопрос правительства, а вопрос общества. Существует «Форум гражданского общества» Восточного партнерства, где несколько десятков украинских общественных организаций принимают активное участие.

- Как вы относитесь к заявлению, сделанному в польской газете «Rzeczpospolita», что: «Принятие программы Восточное партнерство позволит Польше проводить стратегии внедрения в «зону ответственности СНГ» и «охвата востока Европы в обход России»? Действительно ли Восточное партнерство имеет именно такие стратегические цели?

Лексика этого заявления не очень похожа на польскую. Обычно такой лексикой пользуются некоторые российские аналитики и политики. В принципе, геополитика – это не тот мотив, который движет Восточным партнерством. «В обход России» - это терминология для удобства видения Россией этого вопроса с тем, чтобы привнести сюда конфронтационную логику. Если мы ее привносим, то есть, что Россия борется с Евросоюзом за некоторые страны Восточной Европы, тогда это так. Но я уверен, что лишь очень небольшая часть людей в Евросоюзе, в частности, те, кто принимает политические решения, пользуются именно такой логикой.

- Таким образом, вы считаете ошибочным мнение некоторых российских экспертов о том, что Восточное партнерство направлено на подрыв геополитического влияния России в Восточной Европе и странах СНГ?

Речь не идет о мнении, речь идет о понятийном аппарате, о самой терминологии: «подрыв геополитического влияния на территории СНГ». А что это за территория такая СНГ, чем она демаркирована, что любое региональное сотрудничество рассматривается таким образом? Такая лексика или такой понятийный аппарат возникает только в том случае, когда кто-то претендует на эксклюзивные права на некие территории, и тогда любое участие любого внешнего актора воспринимается, как вызов этому намерению доминировать самостоятельно. В принципе, это ошибочная логика, но кое-кто в России еще пользуется ею.

Если с вами сотрудничает несколько партнеров, если вы стремитесь к всесторонней интеграции в мировые процессы, то это воспринимается как некий вызов единоличному доминированию какой-то страны на какой-то территории. На самом деле, никакого пространства СНГ, законно определенного, как сфера влияния одной лишь России не существует. Это некий конструкт, действующий только в сознании некоторых людей. Тут вопрос не в мнении, а в том, что сам понятийный аппарат отражает те реалии, которых в мире уже давно нет. Тем не менее, люди, конечно, имеют право думать и так.

- Верно ли, что самым главным компонентом Восточного партнерства является его энергетическая составляющая, способствование созданию альтернативных России путей энергоснабжения Европы, таких как Набукко и Белый поток? Именно этим, возможно, обусловлен состав стран, входящих в Восточное партнерство?

Конечно, энергетическое сотрудничество присутствует, как одно из направлений, но я не вижу никаких доказательств того, что оно доминирует. Во всяком случае, никаких фактов, которые говорили бы о том, что эта тематика преобладает, не существует. Дело в том, что здесь очень важно иметь консолидированную позицию самого Евросоюза на тему энергетической безопасности. Это не вопрос Украины, Грузии, Армении, Азербайджана. Азербайджан рассматривается, как один из поставщиков, но не в этом основной фактор. Главное в том, кто будет инвестировать в постройку трубы. А это вопрос не к странам Восточного партнерства. Не думаю, что на этом уровне в данной сфере можно что-то решить.

- Один из немецких аналитических центров оценил Восточное партнерство, как «проект, который приземлился раньше, чем стартовал». На ваш взгляд, действительно ли наблюдается снижение активности работы этого проекта?

Кто особо не очаровывался, тот и не разочаруется. Если кто-то ожидал, что в этих шести странах после оглашения данного проекта произойдут резкие, фундаментальные изменения, то это были наивные ожидания. На самом деле, в силу неоднородности региона любая политика здесь очень сложна. Эти шесть стран очень отличаются между собой. У них если и есть что-то общее – то это советское прошлое. Но с тех пор данные страны очень разошлись в своих траекториях. Поэтому здесь невозможно применить аналогию, например, с Центральной Европой или с бывшей Югославией. Потому, что там все более четко и однородно. Может быть, там разный уровень развития, но нет такой фундаментальной разницы между странами, в том числе и в выборе ценностных ориентиров. В Центральной и Южной Европе нет вопросов по поводу альтернативы европейскому вектору развития.

А в странах Восточного партнерства такие дискуссии до сих пор актуальны. Поэтому здесь очень трудно предложить и реализовать какую-либо целостную политику. В этом регионе применима только тактика малых шагов с учетом индивидуальности стран, их национальных и политических особенностей. Исходя из этого, не стоило и не стоит ожидать каких-то революционных прорывов. Это проект рассчитан на долгосрочную работу. Есть люди в политических кругах, в том числе и в ЕС, которых интересуют только быстрые, мгновенные результаты, из которых можно извлечь политические дивиденды. Но Восточное партнерство – это не тот проект, из которого возможно извлечь быстрые, политические результаты. Поэтому, возможно, для кого-то он кажется достаточно скучным.