Александр Князев: Какие глубинные факторы управляют кризисом в Афганистане?

Александр Князев -- действительный член Русского Географического общества, работал в Институте Востоковедения РАН и Институте политических решений. Сейчас он является учредителем-директором Общественного фонда в г. Алматы (Казахстан). В ноябре исследователь побывал в Афганистане, встречался с представителями госструктур, с политиками и общественными деятелями:

-- Афганский кризис продолжается уже больше 30 лет, начиная с восстания против правительства Мохаммеда Дауда в середине 70-х. Затем были ввод и вывод советских войск, прихож к власти моджахедов, а затем Талибана, американская оккупация, формирование нового правительства и последующие выборы. И практически всегда кризисный период был в горячей стадии.

Какие же глубинные факторы управляют этим кризисом?

Первое — это противоречия между традиционализмом в афганском обществе и тенденциями к модернизации, которые сформировались исторически. Искусственное торможение процессов модернизации в Афганистане наблюдается практически с первой англо-афганской войны 1837 года. Все это отложилось на социально-психологической картине среднего афганца.

Афганистан — это многонациональное государство со сложной этнической структурой. Там никогда не было настоящей переписи населения — все цифры очень условные. Но приблизительно соотношение выглядит так: 50% -- пуштуны, более 30% -- таджики, далее — узбеки и хазарейцы.

Афганская гражданская нация как таковая затормозилась в своем развитии. Сегодня там есть гражданская идентичность, когда они находятся за пределами страны — тогда они называют себя афганцами. А вот внутри страны именуют себя пуштунами, таджиками и т. д. Сложный этнический состав время от времени порождает сепаратистские тенденции. Создание автономий обсуждал еще Хафизулла Амин, затем об этом говорили накануне вывода советских войск. Но сделать это невозможно: народы в Афганистане настолько перемешаны, что есть очень мало мест компактного проживания того или иного народа. То, что юг страны — пуштунский, а север — нет — это только стереотип. Простое деление страны по национальному признаку не получается.

В Талибане был очень мощный этнический фактор — пуштунский. Об этом часто забывают! Афганистан — страна афганцев, то есть, пуштунов, Таджикистан — для таджиков, хазарейцы пусть уходят в Узбекистан… Такие лозунги сегодня есть. Но никаких прямых угроз со стороны Афганистана региону и России нет и не будет. Угроза состоит в другом! Отсутствие сильного государства и госконтроля над территорией страны позволяет использовать эту территорию как плацдарм для действий против сопредельных стран. Нет никаких доказательств, что талибы имели какое-то отношение к событиям в Нью-Йорке — это был просто повод для вторжения сил США и НАТО. Но отметим другое: здесь базировалась радикальная таджикская оппозиция, боевики ИДУ (Узбекистан), проходили подготовку уйгурские боевики, а в 2000-х обнаружился и чеченский след.

Вот в этом и состоит опасность: на территориях, которые не контролируются правительством, можно строить лагеря и готовить боевиков, выращивать опиум и создавать лаборатории по производству героина и транспортировать его. Вопрос; почему американцы с этим не борются? Ответ на него простой: это же оружие, причем простое и дешевое. Дело в том, что для Западного полушария наркотики афганского производства не являются системной угрозой. Китай достаточно долго этой проблемы избегал, но сейчас наркотики идут туда потоком. Опасность для нас и для Европы понятна.

Посмотрим на соотношение цен — я привожу данные 2003 года: сколько стоило количество опиума -сырца, необходимое для производства 1 кг. Героина. У крестьянина в Горном Бадахшане стоило до 200−300 долларов. У границы с Таджикистаном цена уже 800—1000 долларов. В Таджикистане 1000−1500, в Душанбе — 2000−2500, в киргизской части Ферганской долины — 4000−5000, в Бишкек — до 10000, в Астане — до 30000, в Москве — уже более 100 000 долларов. Такова степень прибыльности наркобизнеса! И надо сказать, что проблема наркотрафика гораздо сложнее, чем проблема терроризма.

Что происходит сейчас? С момента окончания президентских выборов в 2013 году до инаугурации примерно год прошел. В апреле победил представитель непуштунских политических сил Абдулла Абдулла. Был объявлен второй тур, где победил неожиданно представитель, условно говоря, пуштунской политической элиты Ашраф Гани Ахмадзай. Был найден компромисс — он уступил ряд полномочий. Но ведь уже несколько месяцев формируется правительство! Происходит это потому, что у этих персон есть много обязательств перед различными группами. И здесь не идет речь только о пуштунах или только о таджиках. После смерти Ахмад-шаха Масуда на региональном уровне есть, как минимум, три таджикских группировки: панджшерская, северная (Мазари-Шариф) и бадахшанская. Возникает вопрос — чьи же интересы соблюдать в первую очередь? Все это усугубляет слабость государства.

Но с 2011 года группировки, базирующиеся в Афганистане, начали развиваться именно по этническому принципу: казахская, уйгурская, таджикская и т. д. В 2014 году весной появилась чисто киргизская группа. Боевики вербуются в России в среде трудовых мигрантов. Они едут в Россию по своим паспортам, там их обеспечивают киргизскими паспортами, с потом они оказываются в Турции, с которой безвизовое сообщение. Это — отработанный канал, который нужно блокировать.

Какие же группировки есть сейчас в Афганистане? Хизб-ут-Тахрир на протяжении двух лет стремительно набирает популярность и увеличивает активность. Можно сказать, что в ее рядах проходят такую «школу молодого бойца», а потом уходят в другие структуры. Например, в «Талибан Центральной Азии». Действует здесь и ИГИЛ — пока их представитель в Афганистане занимается не очень массовой вербовкой. Какого-либо взаимодействия с Талибаном у ИГИЛ нет. Действует Исламское движение Узбекистана и отколовшаяся от него радикальная группировка «Союз исламского джихада». Раньше на юге была белуджская группировка — сейчас развивается «Джундуллах». Новый бренд в Бадахшане — Исламская партия Таджикистана. Есть движение «Фаруки», салафитские группы.

Сейчас понятие «талибы» уже стало нарицательным, а скорее обобщенным образом, за которым стоят группировки совершенно разного происхождения. Есть таджикские, туркменские, узбекские талибы.

Если говорить об угрозах Центральной Азии, то существуют два направления на протяжении последних полутора лет. Первое -- традиционное — это Северо-Восток. А сейчас сформировалось очень быстро и второе направление — Северо-Запад. Например, туркмены раньше никогда не были здесь заметной силой. Но сейчас их самостоятельность стремительно возрастает в силу очень активной деятельности представителей Турции. Очень активны последователи Фетхулаха Гюлена, чьи интересы не всегда совпадают с интересами турецкого государства. В Герате, Мазари-Шарифе и Кабуле есть турецкие колледжи. 6 из 10 руководителей туркменских группировок закончили турецкие колледжи или медресе. Речь уже идет о территориальных претензиях представителей старинных туркменских родов, которых у нас раньше называли басмачами, на территорию возле Мары.

Хочу отметить, что менее чем в 1 км. от границы расположен водозабор из Аму-Дарьи для Большого Каракумского канала. Кто знает, каковы в этом смысле могут быть цели группировок? А в Туркмении практически весь потенциал силовых структур направлен на ликвидацию внутренних проявлений протестных настроений. Очень слабый есть потенциал для реагирования на внешнее воздействие. Пограничные войска тоже очень слабые. Нейтралитет Туркмении обеспечивал внешнеполитическую безопасность, но сейчас он работать перестает. Поэтому, думаю, стоит ждать каких-то изменений во внешней политике Туркмении.

Влияет на ситуацию и проект Нового Шелкового пути — короткий путь устраивает китайцев, но у панджшерской таджикской группы есть здесь свое видение, где должна дорога пройти. Если будет их вариант, то тогда у них будет полный контроль. Против этого, естественно, выступают северные таджики, которые очень рассчитывают на иной маршрут, и пуштуны. Как только китайцы активизируют проект, многие группировки умножат свою активность. Попытка сорвать даже работы по изучению трассы — это давление на Китай и Кабул.

В этом деле есть еще интерес пакистанской торговой мафии, которая контролирует Каракорумское шоссе. Они могут потерять огромные деньги при осуществлении китайского проекта. Получается, что сейчас интересы талибов совпадают с интересами тех, кто воевал с ними в 90-е годы. Поэтому нарастает дестабилизация. Объединяться ли северные группировки? Это маловероятно, поскольку существует внутренняя конкуренция. Они могут объединиться на какой-то определенный срок, чтобы защитить общий интерес. Вопрос в том, какие будут поставлены задачи?