Безопасность Центральной Азии сквозь призму «цветных» революций

20 февраля 2013 года Государственный секретарь США Джон Керри выступая перед студентами Университета Вирджиния в городе Чарлоттствил, штат Вирджиния заявил: «Смелые сотрудники Госдепартамента США … работают в наиболее опасных местах земного шара. Они борются с коррупцией в Нигерии. Они поддерживают верховенство закона в Бирме, они поддерживают демократические преобразования в Кырзахстане (Kyrzakhstan) и Грузии"

Сразу возникает несколько предположений:

Госсекретарь допустил оговорку «по Фрейду» и в планах США перекроить политическую географию Центральной Азии.

Геополитические амбиции США настолько велики, что для них нет принципиального значение, где продвигать мир и демократию: в Кырзахстане, Крокожии или королевствах Средиземья.

Банальное отсутствие профессиональной компетенции.

Все вышеперечисленные гипотезы могут быть верными. В данном случае гадать о хитросплетениях американской политической мысли — дело не благодарное. Более целесообразно перейти к рассмотрению выбранной проблематики исследования.

ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ В АРХИТЕКТУРЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Центральная Азия — это особенный регион в архитектуре мировой политики, который неразрывно связан с историей развития человеческой цивилизации, причем с его наиболее утилитарной и практической частью — мировой торговлей. Экономическая значимость Великого Шелкового пути не могла не сказаться на рефлексии английского географа Хэлфорда Маккиндера о детерминантах мирового лидерства в международных отношениях, среди которых Центральной Азии было отведено одно из ключевых мест в логической цепи по захвату и контролю мирового господства. С начала ХХ века сюжет о противостоянии государств суши и моря прочно входит в антологию геополитического анализа, а благодаря другому англичанину — Редьярду Киплингу география современной Центральной Азии вместе с термином «Большая Игра» приковывает внимание международной общественности.

Тем не менее, специфика развития мировых процессов второй половины прошлого века двояко сказалась на оценках места Центральной Азии в мировой политике. Сперва, идеологическое противостояние социалистического и капиталистического полисов международных отношений — с одной стороны, и падение экономической целесообразности сухопутных трансконтинентальных маршрутов — с другой, значительно сузили пространство для последователей Хартленда и Мариленда, оставив за наследием Маккиндера приятное ощущение ностальгии. Однако, неожиданный вылет с трассы советского болида в гонке за мировой кубок, полностью спутал известные на тот момент сценарии развития международных отношений. Теоретико-методологические наработки реалистов, либералов и функционалистов оказались не способными объяснить новые тенденции и процессы в международных отношениях. На излете ХХ века начинается ренессанс классических постулатов геополитики в анализе международных отношений.

Параллельно с возрождением интереса к геополитике, закономерно возрастает внимание к Центрально-азиатскому региону среди экспертов и политиков. В конце 90-х на фоне российской кооперации в сфере безопасности под эгидой ОДКБ начинает работу программа НАТО партнерство ради мира со странами ЦАР. Первый резонанс о региональной безопасности в ЦАР в мировых СМИ сформировался под действием новой международной антитеррористической повестки дня. В июне 2001 года КНР, до этого не проявлявшая интерес к многосторонним дипломатическим форматам, совместно с РФ и пятью бывшими советскими среднеазиатскими республиками инициировали амбициозный проект региональной безопасности — Шанхайская организация сотрудничества. Западные институты несколькими месяцами позже отправились в Центральную Азию в рамках, начавшейся наземной операции НАТО в Афганистане «Несокрушимая свобода» в ноябре 2001 года и открытием военных баз в Киргизии, Узбекистане и Таджикистане.

Параллельно с нарастанием соперничества в области региональных проектов безопасности запускается соперничество инициатив в области экономической интеграции. С начала 2000-х набирает обороты российская инициатива — Евразийское экономическое сообщество (Договор об учреждении Евразийского экономического сообщества от 10.10.2000). Далее в 2005 году формируется альтернативный «западный» взгляд на экономическую систему Центральной Азии в виде проекта «Большая Центральная Азия» Ф. Старра (Starr, F. A «Greater Central Asia Partnership» for Afghanistan and Its Neighbors, Washington: John Hopkins University, 2005). Примерно в это же время начинает проявляться китайский проект Экономического пояса Нового Шелкового пути. И уже на излете первого десятилетия 21 века столкновение экономических интересов различных акторов мировой политики в ЦАР выходит в практическую плоскость: особенно остро соперничество начало проявляться в энергетической сфере, на рынке углеводородного сырья и проектов его транспортировки.

Итак, начало нового тысячелетия демонстрирует новый виток геополитической борьбы государств в Центральной Азии, история неумолимо напоминает о своем главном качестве — повторяться. Правила «Большой игры 2.0» претерпели значительные новации, которые отразились, во-первых, на кратном увеличении числа игроков, на смену англо-российскому соперничеству пришла запутанная система региональных и внерегиональных интересов РФ, КНР, США, ЕС, Японии, Турции, Ирана, Монархий Ближнего Востока. Во-вторых, значительно обогатился спектр взаимодействия между сторонами, который в новой версии начал включать энергетическую, торгово-экономическую, интеграционно-проектную, военно-стратегическую, культурно-идеологическую, религиозную сферы.

СПЕЦИФИКА «ЦВЕТНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ» НА ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Важной особенностью «Большой игры 2.0» — это изменения стратегии и тактики соперничества между игроками. В версии 1.0 использовались военно-стратегические инструменты на основе количества и места размещения регулярных армейских частей и подразделений. В течении ХХ века произошло серьезное изменение роли военной силы в международных отношениях: под действием развития международного публичного права, концепции основных прав и свобод человека и неподъемному увеличению цены как военного вмешательства (США во Вьетнаме 1965−1975 гг.), так и управления взятой под контроль территорией при помощи военных (США в Ираке 2003−2011 гг.).

В этом контексте к концу 20 века распространение получают невоенные стратегии и тактики соперничества в международных отношениях на основе внешнего экономического управления, использования элементов «мягкой силы», «ненасильственных действий» политической борьбы. На рубеже 20−21 веков большой ажиотаж получили «цветные революции» как метод установления лояльных «Западу» политических элит на постсоветском пространстве. Тема «цветных революций» не смогла миновать и Центрально-азиатский регион: события в Киргизии 2005, 2010 и Узбекистане 2005 обеспечили популярность проблематики «цветных революций» в общественно-политическом дискурсе стран Центральной Азии.

Интересно отметить, что в экспертном и политическом сообществе до сих пор нет единого подхода к оценкам участия «запада» в киргизских и узбекских событиях: одни обвиняют условный «запад» в использовании сетевых технологий с целью повлиять на процесс принятия политических решений, другие не приемлют конспирологических теорий. Но, если обратиться к трудам главного теоретика «цветных революций» Джину Шарпу и контенту его Общественного института им. Альберта Энштейна, то возникает множество вопросов относительно логики языковой локализации этих ресурсов. Переводы сделаны на 36 языков: азербайджанский, белорусский, каталонский, эстонский, украинский, македонский, сербский и пр. Среди народов Центральной Азии осуществлены переводы на два языка: узбекский и киргизский.

Очевидно, что сотрудники западный фабрик мысли четко понимают конечного адресата результатов их деятельности. Технология «цветных революций» как и любое предприятие требует финансовых вложений. Схема финансирования проста как устройство противотанковой каски: местный ВУЗ, НКО или группа физических лиц получают деньги через грантовый проект. Грантодатели входят в обширную сеть неправительственных организаций и фондов, которые аффилированы с правительственными структурами через систему «вращающихся дверей». Наиболее активные грантодатели в ЦАР: «Национальный фонд демократии» (http://www.ned.org/where-we-work/eurasia); Международный республиканский институт, который возглавляет сенатор Дж. Маккейн (http://www.iri.org/country/eurasia); Internews Network занимется поддержкой открытых проектов в сфере СМИ и обеспечивавшая создание необходимого медийного пространства (http://www.internews.kz/slide/523); Freedom House (https://freedomhouse.org/programs/14#.VP7D7L5pFp0). Таким образом: а) информационную и общественную сферы занимает западная позиция б) формируется необходимое общественное мнение в) институты гражданского общества и общественного контроля отвлечены от актуальной общественной повестки дележом грантовых средств.

Однако, несмотря на большое число поклонников и сторонников теории и практики «цветных революций», определение их в качестве первопричины социально-политических трансформаций в государстве было бы большим преувеличением. Это всего лишь метод, который показывает результат только при использовании в дополнение к негативной эндогенной динамике социально-экономических процессов в стране. Можно сравнить «цветные революции» с техникой айкидо, когда действие возможно только в ответ на усилия вашего соперника, на негативную инерцию внутренних процессов в стране.

Более того крайне широкое употребление термина «цветная революция» приводит к его профанации. Различные по своей социально-экономической природе события подводятся под один общий «цветной» знаменатель, трактуются как явления одного порядка. В итоге формируется ложный образ некоего общего процесса, который начался в странах Восточной Европы и постсоветском пространстве и продолжился в Африке и Ближнем Востоке.

На сегодняшний день не в одной стране Центральной Азии нет предпосылок для революции в её классическом понимании — как процесса смены социально-экономической формации. События 2005 года показывают, что в ряде государств ЦАР существует некоторая вероятность смены верхушки власти путем государственного переворота. В этом ключе, оценивая возможность переворотов в ЦАР, целесообразно говорить о совокупности двух аспектов. Первый включает в себя: конфликт политических элит стран Центральной Азии в борьбе за власть и перераспределение доступа к источникам прибыли, дистрибутивность интересов различных элит, возможности для вовлечения широких социальных слоев в межэлитарные разборки, мотивация оппозиции и власти в отстаивании своих интересов, в том числе с использованием силовой компоненты. Второй связан с участием внешних сил в борьбе между центральноазиатскими элитами: возникновение непреодолимых противоречий между интересами правящих элит и их внешними патронами либо появление острой необходимость в зоне управляемой нестабильности.

Безусловно, риски государственных переворотов в ЦАР распределены неоднородно и зависят от внутренних условий каждой конкретной страны. В целях ранжировать страны предлагаем обратиться к одному из последний исследований от 25.02.2015 стран Центральной Азии «Политические риски для инвесторов в странах Центральной Азии», которое построено на анализе около двухсот различных показателей относящиеся к социально-экономической и общественно-политической жизни стран региона. («Оценка политических рисков для зарубежных инвесторов в странах Центральной Азии: сравнительный анализ»). Важно отметить, что поведение капитала очень чувствительно к настроениям в обществе, оперативно реагирует на колебания социально-экономической среды в стране: прирастает и задерживается в странах со стабильной внутренней обстановкой и спешно покидает государства, с динамичной сложнопрогнозируемой социально-экономической повесткой дня.

Согласно исследованию самая безопасная страна для капитала — это Казахстан, который набрал 18 баллов. Остальные страны ЦАР практически идут друг за другом с крайне низкими результатами: Туркмения, Узбекистан, Киргизия, Таджикистан с 33, 38, 39 и 43 баллов соответственно. Основной вывод исследования: фиксируется развитие негативных тенденций, которые обуславливаются как внешними, так и внутренними факторами, что повышает риски для внешних инвесторов практически во всех странах Центральной Азии с негативным прогнозом на ближайшую перспективу.

ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В СТРАНАХ ЦАР

КАЗАХСТАН

Казахстан является состоявшимся лидером среди стран ЦАР, чье положение характеризуется наибольшей устойчивостью к возможным кризисам в общественно-политической сфере.

А) Среди внутренних факторов устойчивость можно отметить:
Уверенная экономическая политика последних лет, позволила с наименьшими потерями справиться с кризисными явлениями в экономике и сохранить экономический рост и стабильность национальной валюты. Новая экономическая политика получила название «Нурлы жол — путь в будущее», которую Н. Назарбаев лично презентовал 11 ноября 2014 года на расширенном заседании правительства;

Проведена серьезная работа по укреплению социальной стабильности. Власти Казахстана согласовали с крупнейшими субъектами бизнеса соглашения о стабилизации производственных процессов и обеспечения трудовых прав работников, включая сохранение рабочих мест, выплату заработной платы. Подписано более 19 тыс. соответствующий документов (Очевидно, что были сделаны серьезные выводы из жанаозенской истории с бунтующими нефтяниками);

Отсутствует единство среди оппозиции, сценарий на подобии предвыборной кампании 2005 года, когда оппозиция смогла согласовать единого кандидата в лице Жармахана Туякбая мало осуществим. Более того инициатива по проведению досрочных выборов Президента Казахстана не оставляет времени для консолидации оппозиционных сил. Вероятнее всего презедентская кампания 2015 пройдет в формате: конкуренция действующего президента против группы лояльно настроенных альтернативных кандидатов;

Осуществлена работа по укреплению властной вертикали. Первый формат работы — это антикоррупционная компания как механизм отлучения от власти «сомнительных» политиков. На сегодня под следствием находится бывший премьер-министр и три региональных главы. Второй формат — это усиление центральной власти представителями из родной Президенту карагандинской региональной элиты: примерно каждый шестой высокопоставленный чиновник являлся уроженцем этой области. Наиболее влиятельные среди них: Серик Ахметов, Нурлан Нигматулин и Абельгази Кусаинов, Нурлан Нигматулин. Третий формат — ослабление наиболее мощных региональных элит при помощи назначения на должность Акима (руководителя) представителей не из местных элит: Карагандинская, Павлодарская и Восточно-Казахская области. Кадровая политика центральных властей Казахстана способствует преодолению традиционной структуры племенного/кланового и регионального балансов во власти;

Б) Среди внешних факторов устойчивости казахского политического режима отметим следующие:

Эффективный баланс между интересами крупных акторов мировой политики. В пророссийском направлении Казахстан остается одним из лидеров процессов экономической интеграции в рамках Таможенного союза и ЕАЭС. По линии «Запад» Астана активно согласовывает вступление страны в ВТО и дополнительно заключило соглашение о расширенном партнерстве и сотрудничестве с Е. С. Китайский вектор внешней политики Казахстана реализуется в проекте Экономического пояса Великого шелкового пути. Такая тонкая многовекторная внешняя политика обеспечивает гарантию лояльности со стороны «великих» держав. Косвенно это можно почувствовать на примере таких событий как посредничество Н. Назарбаева в контактах между Западом и РФ, положительные решения по экстрадиции Павлова и семейства Аблязовых, успешное развитие процесса по экстрадиции Рахата Алиева, прерванное вследствие самоубийства.

ТУРКМЕНИСТАН

Туркменистан сохраняет высокую устойчивость к внутриполитическим потрясениям, что обуславливается относительно недавней сменой власти, когда на смену блистательному товарищу Туркменбаши пришел молодой по меркам центральноазиатского пространства 57-летний Г. Бердымухамедов;

Среди внутренних факторов стабильности необходимо отметить:
Наличие у государства стабильного высокого дохода благодаря реализации масштабных проектов по добыче природного газа. Туркмения, занимает 4-е место по запасам газа в мире после России, Ирана и Катара. В планах на 2015 год увеличить добычу газа на 9% до 83,8 млрд куб.;

Практически стерильная политическая оппозиционная среда. Приход нового руководителя в 2007 году Г. Бердымухамедова запустил процесс смены элит, который закончился почти полным уничтожение или изгнанием старых властных кругов времен Сапармурата Туркменбаши;

Формирования лояльного состава политической элит за счет рекрута во власть представителей родного племени Текинцев из Ахала в краткосрочной перспективе также повышает стабильность системы, но может спровоцировать недовольства в будущем;

Пассивное отношение большинства населения страны к общественно-политической повестке в дополнение с некоторой либерализацией общественной жизни и исправлению перегибов связанных с культом Туркменбаши способствуют стабильности политического режима Туркменистана;

Усиление роли Службы личной охраны президента, Министерства внутренних дел и Министерства государственной безопасности согласно военной доктрине 2009 года и отсутствие исламского экстремистского подполья.

Наибольшие вызовы для внутренней стабильности в Туркменистане исходят от внешних процессов в Центральной Азии. Официальный статус нейтралитета и диверсификация поставок природного газа пока позволяет Ашхабаду выдерживать дипломатическую равноудаленность, оставаясь над геополитической схваткой в регионе. Однако нарастает напряженность на южных границах Ашхабада, где происходит опасное наложение негативных процессов. В частности, фиксируется активизация ИГИЛ в северных провинциях Афганистана и рост реваншистских настроений по поводу «родовых земель» среди мощных туркменских племен северного Афганистана, которые заявляют свои права на Серахский и Мервский оазисы, находятся две крупные газоносные площади: «Довлетабад-Донмез» и «Галкыныш» — группа месторождений «Южный Иолотань-Осман», «Минара» и «Яшлар». В этих условиях Бердымухамедов пытается решить возникающие вызовы национальной безопасности в опоре на собственные силы и кооперацию со второстепенными субъектами региональной политики: Узбекистаном и Турцией без обращения к главным антагонистам типа ОДКБ или НАТО.

Второй серьезный внешний вызов для политической стабильности режима Г. Бердымухамедова — это наркотрафик и участвующие в нем криминальные структуры. Туркменистан уже давно является одним из мощных направлений движения наркотиков из Афганистана, являясь ключевой страной в «Северном наркотранзите». Под это направление сложилась мощная сеть из представителей официальных властей, иностранных посредников и криминальных группировок, которые заинтересованы в поддержании конфликтов малой интенсивности на границе Туркменистана и слабой центральной власти. Наркогруппировки наиболее активны в Лебапском и Ахалскинском велаятах, западный, прикаспийский Балканский велаяты служат территорией транзита (Князев А. «Северный наркотранзит»: к активности и маршрутизации на границах нейтрального Туркменистана).

УЗБЕКИСТАН

Экономическое развитие узбекской экономики является сильной картой в политике действующей власти, которая смогла увеличить ВВП за последние 12 лет в 4 раза. Различные прогнозы международных экономических институтов подчеркивают «большие перспективы стать экономикой № 1 В регионе» и «наибольшую устойчивость» кризисным явлениям в экономики среди стран Центральной Азии. Важными характеристиками экономики Узбекистана являются диверсифицированная структура, прочно стоящая на добыче углеводородов и сельском хозяйстве и сбалансированность международной торговли.

В обществе успехи в экономике напрямую связывают с действующим правительственным курсом во главе с несменным лидером государства И. Каримовым, что существенно нивелирует усталость от его затянувшегося правления. Характер и итоги выборов в Парламент Узбекистана в 2014 году прошли без особых потрясений и неожиданных поворотов, большинство мест получили лояльные власти политические партии. Западные институты мониторинга не выявили серьезных нарушений.

Важным элементом общественно-политической жизни Узбекистана последних лет стала планомерная реформа парламента и переход части властных полномочий от президента к представительным органам страны. Вопросу дальнейшего углубления парламентских реформ бы посвящен доклад И. Каримова на совместном заседании Законодательного собрания и Сетана 23 января 2015 года.

В этом контексте выдвижение И. Каримова на новый президентский срок от Либерально-Демократической партии Узбекистана создает имидж Президента как гаранта будущего развития парламентаризма, что в целом отражает настроения общественности и сохраняет политическую стабильность в стране. Однако есть один фактор неопределенности, который может спутать все карты на узбекском политическом столе — возраст И. Каримова и -- самое главное -- пристальное внимание здоровью первого лица Узбекистана в последнее время.

Также среди негативных внутриполитических факторов необходимо упомянуть о политическом скандале между дочерью Президента Г. Каримовой и главой органов госбезопасности Р. Иноятовым. Публичные выяснения отношений больших политиков свидетельствует о хрупком равновесии среди узбекских элит, которое может не выдержать ухода политической фигуры № 1. Более того отсутствует общественный консенсус касательно приемника, в СМИ часто фигурируют помимо Иноятова, Шавкат Мирзиёева, Рустам Азимов.

Возможности воздействия внешних факторов на внутренние дела Узбекистана нивелируются многовекторным подходом в дипломатии. Путь Узбекистана к балансу между условным западом и востоком был долог и тернист: в 2005 году Андижан прервал прозападный тренд, в 2012 году выход Узбекистана из ОДКБ символизировал переход на позиции «истинного прагматического нейтралитета». В текущей геополитической обстановке ставки по Узбекистану существенно возросли. Потеря 40 миллионного рынка Украины для развития ЕАЭС резко повышает интерес к 30 миллионному активно развивающемуся Узбекистану. Учитывая мощное разветвленное экстремистское исламское подполье, популярность идеологии ИГИЛа среди граждан и общая граница с Афганистаном, любое заигрывание Ташкента в направление ЕАЭС может спровоцировать украинский сюжет с поправкой на исламский экстремизм. Поэтому равноудаленность внешней политики Узбекистана является важнейшим фактором стабильности внутри страны

КЫРГЫЗСТАН

Киргизия — страна с самой стремительной и драматичной общественно-политической повесткой начавшегося тысячелетия среди стран Центральной Азии. На примере этой страны можно наглядно оценить последствия процесса неуправляемого обновления правящих элит в молодом государстве с обществом, которое не успело сформировать демократические традиции. События 2005 и 2010 годов обладают схожей этиологией: межклановая диспропорция во власти, потеря руководством чувства обстановки на местах, коррупция и обнищание населения.

Соответственно, поляризованное киргизское общество стало более восприимчиво к вмешательству со стороны внешних акторов, которое многими политиками и экспертами намеренно или по скудоумию стало оцениваться как первопричина хаоса в стране.
Сегодня в Киргизии фиксируется наибольшая активность западных НПО среди стран Центральной Азии, вкупе с отсутствием механизмов регламентирования их деятельности, они сохраняют рычаги влияния на общественное мнение и процесс принятия политических решений. Принцип их работы основывается на двух моментах: а) сбор информации об общественно-политическом климате и последующая его дестабилизация, б) оказание помощи в ликвидации последствий этой дестабилизации, что дает им гарантии долгого пребывания в стране и латентного контроля США над политическими и экономическими процессами в республике.

Перед началом очередной выборной кампании в Киргизии возрастает динамика общественно-политических процессов. В этом контексте можно отметить наиболее острые противоречия внутренней и внешней политики.
Противостояние Север-Юг. Дележка власти 2005 и 2010 года привела к частичной фрагментации страны и выход из-под управления Бишкека южных регионов с центром в Оше. Такое развитие ситуации подтолкнуло ряд экспертов в оценке Кыргызстана как страны переходящего в статус «неудавшегося государства». В СМИ Киргизии даже проскакивают сравнения юга страны с украинскими Донецком и Луганском.

Отсутствие общественного консенсуса по поводу подходящей формы правления для страны, не утихают споры сторонников парламентского и президентского пути развития политической системы Киргизии. Более того на этом фоне образовывается паралич власти, когда президент расписывается в своем бессилии указывая в сторону парламента, а парламент поступает аналогично. На личностном уровне этот конфликт артикулируется в противостоянии между Текебаевым и Атамбаевым.

Рост популярности идей национализации и пересмотра политики по отношению к иностранным инвесторам на кануне парламентских выборов 2015. Особенно остро развивается тема о национализации крупнейшего в стране предприятия по золотодобыче Кумтора.

Другим негативным эффектом постоянных политических потрясений стало ослабление правоохранительных органов и укрепление, сращивание криминального сообщества с государственными структурами, особенно на региональном уровне. Очень важную роль в экономике играет контрабанда и реэкспорт китайских товаров, транзитная наркоторговля.

Среди внешних факторов наиболее громко звучит вопрос о присоединении Киргизии к экономической интеграции под эгидой ЕАЭС, которое рассматривается Западом как решение, которое может нанести удар по демократическим ценностям. Несмотря на западные уговоры, президент Атамбаев продолжил курс на сближение с Таможенным союзом, что вероятно повлияло на решение США сменить руководителя дипломатической миссии в Киргизии П. Спратлен на более искушенного в координации политических интриг Р. Майлза, известного как ветерана цветных революций.

После назначения Р. Майлза многие заговорили о начатой США кампании по саботажу вступления Киргизии в Таможенный союз. Однако представляется, что вступление или невступление Киргизии в ТС является второстепенной задачей для региональной повестки дня США. Американцы прекрасно понимают, что присоединение «нижеплинтусной» экономики почти 6 миллионной страны, с негативным прогнозом на будущее, вряд ли может способствовать усилению экономического объединения, к которому эта экономика присоединяется. Но нагнать истерию по этому поводу, а потом использовать индульгенцию на вхождение в ТС в обмен на положительное решение о сохранении военной инфраструктуры на территории страны представляется более целесообразным.

Тем более в начале 2015 года руководство НАТО уже направило предложение о продлении Соглашения по транзиту грузов для Международных сил содействия безопасности (МССБ) с учетом изменения формата операции в Афганистане, а в МИДе Киргизии ведется работа по вопросу участия страны в транзите грузов для новой миссии НАТО в Афганистане «Решительная поддержка»

ТАДЖИКИСТАН

Последние десятилетие Таджикистану удается поддерживать высокие темпы экономического развития, средний показатель которого составляет около 8% и даже в условиях кризисных явлений 2014 года рост составил 6,4%. Такая положительная динамика экономического развития страны позволяет распределять ресурсы между бедными и богатыми регионами страны, что безусловно способствует прочности позиций центральной власти. Однако, не смотря на обнадеживающие данные экономической статистики, руководству страны не удается решить главную социально-экономическую проблему — трудовая занятость населения: из 4,7 миллиона трудоспособных жителей, только около 2,3 миллиона человек считаются официально занятыми. Такой показатель безработицы удавалась частично компенсировать за счет трудовой миграции преимущественно в РФ, но российские экономические реалии по итогам 2014 года значительно обостряют дисбаланс на рынке труда Таджикистана. Возращение большого числа рабочих эмигрантов уже в краткосрочной перспективе может стать серьезным фактором внутренней дестабилизации.

Дополнительные риски для устойчивости внутренней системы Таджикистана исходят из геополитического соперничества. В частности, взятый курс страны на дальнейшее развитие военно-технического сотрудничества в фарватере ОДКБ и возможное участие в экономических проекта Москвы вызвало резкую реакцию со стороны «Запада». Западная позиция по отношению к таджикскому пророссийскому крену была озвучена аналитиками британского центра Center for Eurasian Strategic Intelligence, которые рекомендовали президенту Эмомали Рахмону пересмотреть свою внешнюю политику и дальнейший экономический курс, чтобы сохранить стабильность в стране.

Перед грядущей сложной политической повесткой действующий президент Таджикистана Э. Рахмон опирается на сконструированную им систему сдержек и противовесов между элитами страны, где в центре находятся кулябский клан и патерналистская кадровая политика в пользу ближайших родственников и доверенных лиц. В начале марта 2015 года в стране прошли выборы в Парламент. Многие эксперты отмечают, что итоги этих выборов могут нарушить общественный консенсус по поводу распределения властных полномочий. По итогам выборов большинство голосов более 62% получила провластная Народно-демократическая партия Таджикистана. Тогда как основные оппозиционные силы Партия исламского возрождения Таджикистана и Коммунистическая партия Таджикистана не смогли преодолеть 5% барьер и остались за бортом нового политического сезона.

Такие политические расклады создают условия, при которых в стране, где идеи ислама, в том числе и радикальных его течений, пользуются поддержкой среди населения, официальная исламская оппозиция загоняется в подполье.

В сочетании с таким факторами как близость афганской границы, сильные позиции наркобизнеса и сохранение противоречий среди региональных кланов, особенно в Горном Бадахшане положение Таджикистана представляется крайне уязвимым как с позиции создания внутренней нестабильности, так и для создания хаоса в регионе с прицелом на Киргизию и Узбекистан.

ИТОГИ

Центральная Азия возвращается в эпицентр геополитического соперничества межу «великими» и «региональными» державами. Это соперничество уже можно лицезреть на примере конкуренции проектов различной полярности и направленности в области безопасности (ОДКБ, НАТО, ШОС), в экономической сфере (ЕАЭС, «Большая Центральная Азия», «Новый шелковый путь»), в энергетической сфере как «война трубопроводов».

Учитывая возросшие ставки в ЦАР, страны Запада проявляют большую заинтересованность ко внутренней обстановке в странах Центральной Азии с целью обеспечить поддержку своих интересов. В силу сложившихся социально-экономического условий страны Центральной Азии подвержены влиянию сетевых технологий для воздействия на процесс принятия внутренних решений.

Казахстан наиболее устойчив к влиянию извне. Такой положение достигнуто благодаря успешной социально-экономической политике страны, отсутствием единой оппозиции и эффективной многовекторной политике по отношению к «великим державам», что обеспечивает руководству Казахстана более широкое пространство для отстаивания собственных национальных интересов.

Туркмения при стабильной внутренней обстановке, испытывает серьезные внешние вызовы со стороны Афганской границы, где в последнее время активизировались исламские экстремистские организации, реваншистскинастроенные афганские туркменские племена и представители криминальных сообществ, связанных с наркотрафиком. Принимая во внимания серьезную долю Туркмении на рынке природного газ и ужесточени, международный нейтралитет Туркмении становится благоприятным фактором для применения сценария: «внешняя агрессия со стороны негосударственных акторов с территории Афганистана» для дестабилизации страны.

Узбекистан — главный вызов региональной безопасности с позиции внешнего вмешательства. После украинских событий, когда процесс присоединения Украины к Таможенному Союзу и ЕАЭС снят с повестки евразийской интеграции, резко возрастает роль набирающего экономический вес 30-тимиллионного рынка Узбекистана. В случае попыток Узбекистана пойти на сближение с евразийскими проектами, возрастает вероятность на активизацию процессов по установки «нужного» политического руководства в стране или дестабилизацию региона в целом. В этом контексте равноудаленная от главных геополитических соперников внешняя политика Узбекистана — это залог шаткого баланса интересов в Центральной Азии.

Таджикистан и Киргизия — главные уязвимые места для внешнего воздействия в регионе. Социально-экономические и политические потрясения в современной истории этих стран сильно поляризовали общества, породив серьезные межэлитарные конфликты, что привело к ослаблению контроля центральной власти в регионах и появлению проектов альтернативной власти на местах: Ош в Киргизии, Бадахшан в Таджикистане. Соответственно, в таких условиях резко возрастают возможности влияния из вне и, в случае необходимости, искусственном создании на территории этих стран управляемого хаоса, в который не сможет не втянуться весь регион. Особенно Киргизия может рассматриваться как плацдарм для воздействия на Узбекистан.

Наиболее вероятный сценарий по дестабилизации региональной безопасности ЦАР внешними силами — это «жесткая внутриполитическая борьба, переходящая в военное столкновение». Близость Оша и Бадахшана к Афганистану заметно облегчают материально-техническое снабжение такого сценария, а внутриполитический характер конфликта не позволит подключиться таким институтам как ОДКБ или ШОС для их разрешения (события 2010 года в Киргизии это подтверждают).

В свою очередь наличие в регионе таких организаций, как ОДКБ и ШОС, с их явной заточенностью на отражение внешней военной угрозы любой этиологии, сводит к минимуму использование внешними силами потенциала исламского экстремизма для дестабилизации ЦАР: а) Совместные действия РФ и КНР по отражению агрессии со стороны экстремистских исламских организаций не самый желанный сюжет для западных СМИ б) Даже вся военная мощь ИГИЛа вряд ли сможет что-то противопоставить потенциалу вооруженный сил стран ЦАР, РФ и КНР.