Католицизм vs православие: метафизика их... и наше мировоззрение

Католицизм официально признает своей философской базой учение Фомы Аквинского, христианскую интерпретацию аристотелизма так называемый «томизм» и «неотомизм». У Православия нет такой однозначно конкретной философской базы, но это не означает, что её нет вообще — ведь у нас есть и Великие отцы Церкви, и Григорий Палама. Не стоит здесь забывать и русскую философию «серебряного века», не все её представители, относили себя к адептам Православия, но нам здесь достаточно назвать Владимира Николаевича Ильина, о. Флоренского, конечно же, Алексея Федоровича Лосева. Наша философия этого периода до сих пор не оценена еще должным образом… оценивать некому.

Вполне естественно, что между этими метафизическими платформами существуют некоторые различия. И самым явным таким различием является вопрос о свободе воли и предопределении.

Обратимся к истории вопроса, в IV веке монах Пелагий выступил с утверждением об абсолютной свободе воли человека и отсутствии предопределения. Эти взгляды были осуждены на III Вселенском соборе, и в их развенчании большую роль сыграл великий римский теолог бл. Августин. Тем самым, мы смеем утверждать, святой отец как бы подтолкнул западную, то есть католическую философскую мысль в сторону осмысления и обоснования предопределения. И последствия не заставили себя ждать, спустя каких-то с лишком десять веков, Католический мир потрясли те 95 вопросов, которые Мартин Лютер вывесил 31 октября 1517 на дверях виттенбергской Замковой церкви. С чего и началась Реформация, за которой в мир вошёл протестантизм со своей метафизикой, этикой и эстетикой. А вот уже протестантская философия во всеуслышание заявила об абсолюте предопределения. Надо отдать должное Католицизму, он бесстрашно вступил в метафизическую, и не только, схватку с протестантизмом. Вспомним, например, Эразм Роттердамский выступил с трактатом «Диатриба, или рассуждения о свободе воли», на что Мартин Лютер ответил «О рабстве воли» — названия говорят сами за себя. А «святая» инквизиция, хотя и была создана в XIII веке для борьбы с ересью катар и альбигойцев, но вполне проявила себя в деле борьбы с протестантами, эту же цель преследовал и печально известный орден иезуитов.

Итак, что привнёс протестантизм миру в области экономики, очень тщательно проанализировал и очень доходчиво донёс г-н Вебер в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма». И вот ведь, что удивительно, такая прекрасная работа не вызвала в научном обществе сколь-нибудь серьёзного резонанса. Во всяком случае, у Макса Вебера так и не появилось серьёзных продолжателей его направления: философов и социологов, которые бы проследили влияние протестантизма на политику, культуру etc. Но, и это самое главное, г-н Вебер показал нам, как отвлечённые метафизические идеи влияют на обыденную жизнь обыкновенного обывателя. Как эти самые идеи, преобразовывая общественное сознание, преобразовывают общественную жизнь. У коммунистов есть тезис, мол, общественное Бытие определяет общественное Сознание. Не знаю, не знаю, может оно и так. Может Бытие и определяет, но вот то, что Сознание преобразовывает Бытие, в этом никакого сомнения быть не может. Ибо в противном случае мы и в настоящее время охотились бы с дубинками, питались бы корешками и жили бы в пещерах.

У нас здесь нет возможности рассматривать вопросы о влиянии протестантского сознания на наше Бытие вполне серьёзно, мы их рассмотрим вкратце.

Исторический материализм в своё время начинал так называемую эпоху освободительного движения с нидерландской народно-освободительной революции 1566−1609 годов, которая «…проходила под знаменем кальвинизма и была направлена на полную ликвидацию испанского господства и феодального произвола» (БЭС 1989 г. и.). Далее коммунистические историки с большим восхищением говорили об английской буржуазной революции 1640−1660-х годов. И здесь руководящую и направляющую роль сыграл, как известно, всё тот же протестантизм в лице английских пуритан. Роль протестантского сознания в Великой французской революции, — на которой учились русские революционеры — не столь очевидна, но, тем не менее, не надо быть слишком уж прозорливым, чтобы не увидеть эту связь. Ведь французские «просветители» сыграли в своей революции ту же роль, что русская интеллигенция в своей — раскачала устои государственности, а заодно и нравственности, базирующейся на религиозной основе. Мы имеем полное право утверждать, что эта революция — своеобразный реванш протестантизма за Варфоломеевскую «мойку», которую устроили им католики за два века до того. Из Великой французской… вышли: современная демократическая система с одной стороны и русский большевизм — с другой. (Нам думается, с этим постулатом никто спорить не будет.) Вот и получается, «западные» демократии и «советская власть» суть единоутробные братья протестантизма, ну, а то, что они в своё время «игрались» в холодную и идеологическую войну: что ж меж братьями всякие отношения бывают, особливо, ежели матушка у них не совсем в своём уме.

После всего вышесказанного, какой-никакой, а вывод нам (и читателю, надеюсь, будет интересно посмотреть) всё ж таки необходим. В качестве такового мы приведём самый явственный, на наш взгляд, пример различия католико-протестантского и православного сознания.

В XVI веке в протестантских Нидерландах проживал француз-католик. Уму и обширности его знаний мог бы позавидовать любой студент-недоучка не только того времени, но и современности. По универсальности его исследовательских интересов, его можно поставить в один ряд с Леонардо да Винчи, Гёте и Ломоносовым. А по тому, что его именем названо целое течение философской мысли, мы можем судить о его вкладе в интеллектуальную сокровищницу человечества. Добрый католик — он, в одной из основных своих работ «Основные правила метода», много говорит о своей любви к Богу. Только вот, одной своей фразой он напрочь перечёркивает все свои излияния, где-то в середине, он заявляет, что каяться ему решительно не в чем, и каяться он никогда не будет. Незначительная, казалось бы, оговорка, но в ней, как в капле воды отразилось всё его исповедание веры. И вот, одно это единственное его высказывание, повторяюсь, начисто перечёркивает все его утверждения о его благочестии. Этот мыслитель в своё время заявил во всеуслышание: «Cogitoergosum»! (Кстати, первая половина этого выражения: «Сомневаюсь, значит мыслью», — лежит краеугольным камнем в основании всей современной науки, отчего выражение «научная истина» является не более чем оксюмороном, ибо наука всегда и постоянно оперирует не истинами, а гипотезами.) А под этим его «cogito» подразумевается вся позитивистская философия Нового времени, со всеми его: гегельянством, марксизмом, ницшенианством, утилитаризмом, бихевиоризмом, etc. Кстати, о последнем, если брать по большому счету, все протестантские этические и метафизические системы так или иначе, в большей или меньшей степени склоняются к этому самому бихевиоризму. Учению, которое низводит Человека с его пьедестала Свободы воли до состояния животного инстинкта.

Великий след, всё-таки, оставил в памяти человечества этот Гражданин мира французского происхождения, что ни говори…

А с другой стороны, в коммунистическом, атеистическом и интернациональном эСэСэСэРе в ХХ-м веке жил Владимир Семёнович Высоцкий — гуляка и забияка, пьяница и дебошир, стишки пописывал и лицедействовал всю свою жизнь — и у него вырвалось: «Я дышу — и, значит, я люблю! Я люблю — и, значит, я живу»! И этим сказано ВСЁ!!!

Вот в этом-то — в различии между «Cogito ergo sum» и «Я люблю — и, значит, я живу» — и состоит вся разница между католико-протестантским и православным сознанием.